– Зачем же она его убила?

Микико села рядом и, облокотившись на стол, сказала:

– У нее было психическое расстройство. Невроз. А парень, с которым она гуляла, завел разговор о том, что хочет расстаться, вот она и накинулась на него с ножом. Знаешь, у нее несколько лет назад отец умер. Он, кажется, был главой общественного комитета в нашем районе или что-то такое. После его смерти Миямото жила вдвоем с матерью. Как-то раз она даже пыталась покончить жизнь самоубийством, резала себе вены, но ее мать в тот день вернулась домой немного раньше обычного…

– Откуда ты все это знаешь? Прямо как журналист криминальной хроники! – я едва не засмеялась.

– Мне твоя мама рассказала, – ответила Микико.

– Кто бы сомневался.

Мама обожала такие истории.

Микроволновка запищала. Снимая горячую пластиковую крышку с посудины, в которой лежала свинина под кисло – сладким соусом, я спросила у Микико:

– А сколько лет было этому парню? – и сама себе удивилась – зачем я это спрашиваю. Но ответ достиг моих ушей прежде, чем я успела понять причину собственного интереса.

– Двадцать один год. А ей, между прочим, сорок.

– Ужасная история!

В полном молчании мы принялись за еду. Я думала о жизни Миямото. Пыталась поставить себя на ее место, увидеть мир ее глазами. Должно быть, она воспринимала жизнь не так оптимистично, как я. И наш район виделся ей совсем по-другому.

– Я давно ее не встречала, – прервала молчание Микико.

– Ты, наверное, не знаешь, – сказала я, – но когда-то она считалась первой красавицей в районе.

– А потом, выходит, что-то не сошлось…

– Жизнь сложная штука.

Если вдуматься, то Миямото была и навсегда останется для меня «большой красивой соседской девочкой». Ребенком я часто видела, как она шла по улице со своим отцом. Он крепко держал ее за руку. Мой отец к тому времени уже умер, и я часто думала о том, что, если бы он был жив, мы бы тоже шли с ним вот так по улице, и он бы держал меня за руку. Крепко – крепко.

Но единственное воспоминание, которое осталось у меня об отце, – его подбородок. Маленькая, я смотрела на отца снизу вверх, видела его подбородок и не знала, что очень скоро он уйдет из этого мира. Как не знала я, впрочем, и о том, что случится с бедной Миямото.

Все это было так странно.

Микико неожиданно сменила тему:

– Слушай, такой дождь… Прямо как в детстве. Правда?

– Ага. – Я кивнула.

Микико очень точно угадала мое настроение. И действительно, ведь были времена, когда дождь не вызывал во мне ненависти. Когда он приносил свежесть, и я с радостью взирала на обновленный потоками воды мир.

– Я так скучаю по детству… – сказала Микико.

И образ, который эти слова вызвали во мне, оказался настолько ослепительным, что мне захотелось зажмуриться.

– Сакуми? Это ты? Слушай, ты так изменилась!

– Что, честно?

– Да, я пока не присмотрелась повнимательнее, вообще тебя не узнала.

– А я приняла тебя за родственницу со стороны жениха.

Я стояла в сияющем банкетном зале среди молодых набеленных женщин в красивых платьях, слушала их болтовню и не понимала, что происходит.

Они казались ангелами и говорили мне то, чего нельзя не сказать и за что нужно быть благодарной.

– Неужели я настолько изменилась? – спросила я, и ангелы в ответ закивали прелестными головками.

– Ну, сказали бы, что похорошела. Что ж вы все киваете? – шутливо пожурила я их, и они поспешно начали оправдываться:

– Дело не в том, что ты похорошела.