Молодой человек снял черный куб со скамеечки и снова убрал его в мешок из старой грязной парусины. Там находилось также сопроводительное письмо аббата и четыре печати хранителей Грааля, которые рыцари отвинтили от рукояток своих мечей перед битвой с флотом эмира эль-Шавара Сабуни.

Держа мешок под мышкой, Тарик по крутой лестнице спустился на первый этаж и направился в кладовую, расположенную рядом с кухней. Там, у дальней стены, стояло множество пузатых, похожих на амфоры глиняных горшков, наполовину закопанных в землю, чтобы в них сохранялась прохлада. Тарик положил мешок в самую крупную из этих амфор, причем не заполнил ее и наполовину. Затем он взял заблаговременно купленный мешок проса и засыпал амфору зерном почти до самых краев.

Мысленно Тарик поздравил себя с тем, что в поисках надежного убежища для Святого Грааля он снял этот опустевший дом. Двухэтажное строение, ставшее раем для пауков и других насекомых, располагало внутренним двориком с ветхим стойлом и водосборником, ныне заполненным протухшей водой. Не только прохудившаяся крыша, но и все остальные части дома, начиная с основания, нуждались в срочном ремонте.

Для целей, которые преследовал Тарик, лучшего места было не отыскать. Кроме всего прочего, этот дом располагался выше квартала Барджаван, между гаванью Аль-Макс и сооружением Баб аль-Футух — внушительными «Воротами завоеваний» на севере города. В этих извилистых переулках никто не обратил бы на Тарика особого внимания. Поскольку гавань находилась очень близко, тут на каждом шагу продавали зерно, сахар, масло, мыло, воск, канаты, металл, и повсюду царила суета. Чужих лиц всегда было больше, чем знакомых. Домовладелец даже не поинтересовался, откуда пришел Тарик, как его зовут и чем он занимается. Ни о чем другом, кроме платы за свой дом, он и речи не заводил. После неизбежных торгов и препирательств Тарик и хозяин дома договорились о цене, в итоге последний получил плату за три месяца вперед и остался в высшей степени доволен заключенной сделкой. После этого он отдал тамплиеру ключи и ушел своей дорогой.

Тарик вышел из дома через ворота. Он закрыл их на замок — единственное устройство, нормально работавшее в этом неухоженном помещении, — и поспешил вниз по переулку, который вывел его на главную улицу — Касабу. Эта городская артерия длиной более мили протянулась с севера на юг Каира. Благодаря расположению Касабы северный ветер беспрепятственно проникал к сердцу города и приносил его жителям облегчение в жаркие летние месяцы. Ширина прямой, как натянутый шнур, главной улицы достигала пятнадцати шагов. По дороге на юг, к воротам Баб аль-Зувалья, находились величественные дворцы со сверкающими куполами, фонтаны, общественные бани, роскошные мечети с минаретами, похожими на вонзившиеся в небо пики, медресе и подобные крепостям караван-сараи.

По обе стороны Касабы располагались сумрачные лабиринты улиц, кварталы с мастерскими и жилыми домами в восемь, а то и в девять этажей. Там же находились занимавшие целые переулки местные базары, где продавались в основном товары, изготовленные жителями близлежащих домов. Тень этим переулкам давали растянутые над ними полотнища, циновки или дощатые навесы. Нередко даже в солнечный день там царил такой мрак, что сбитые с толку продавцы принимали его за наступивший вечер и зажигали светильники. Витиеватые торговые улочки порой заводили путника в тупик, поэтому выбраться в город можно было, лишь обойдя их стороной.

Несмотря на ранний час, Касаба и прилегавшие к ней переулки были заполнены гомонящей толпой. Тарик уже успел привыкнуть к тому, что этот город, по крайней мере втрое больший, чем Париж или Лондон, напоминал разворошенный муравейник. Привык он и к тому, что на каждом шагу встречал то прозябание бедных и искалеченных, то купавшихся в роскоши богатых и могущественных.