Ими мы и занимались по восемнадцать часов в день, пока не приехал грузовик, чтобы везти нас на лётное поле. Правда, случайному наблюдателю показалось бы, что мы только половину времени работаем, а вторую половину играем в видеоигры. Три прилегающие к двору кельи оборудовали синапами, подключенными к большим панорамным спиль-экранам. В центре каждой панорамы стояло кресло с перчатками от скафандра. Мы по очереди садились в кресла, вставляли руки в перчатки и нащупывали панель управления. На экранах показывалось то, что мы видели бы через лицевые щитки шлемов, будь мы сейчас на орбите, а также различные индикаторы и показатели, которые, как нам обещали, будет выдавать поверх изображения космоса синап скафандра. В перчатки будет встроено управление соплами шармана, так что, выйдя на орбиту, мы сможем перемещаться и решать некоторые задачи. Под левой ладонью находился шарик, свободно поворачивающийся в гнезде, под правой — грибообразная рукоятка, которую можно было двигать в четыре стороны, а также вдавливать и тянуть. Шарик управлял вращением шармана, и его все освоили быстро. Грибок отвечал за поступательное движение, и с ним пришлось помучиться. На орбите всё не так, как в привычной нам обстановке. Вот один пример: если я догоняю предмет на той же орбите, мой первый порыв — включить сопло, которое вытолкнет меня вперёд. Однако оно выведет меня на более высокую орбиту , а то, за чем я гонюсь, окажется внизу . Нам предстояло перестроиться целиком. И даже для тех, кто учил орбитальную механику у ног Ороло, был только один способ по-настоящему её прочувствовать: играть в эту игру.

— Обманчивая штука, — заметил Жюль. Мы с ним были вместе в игровой келье. Я довольно быстро освоил тренажёр, потому что знал соответствующую теорику, и мне поручили помогать остальным.

— Левая рука как будто оказывает сильное действие. — Жюль крутанул шарик. Я закрыл глаза и сглотнул. Изображение на экранах: Арб и различные предметы на нашей «орбите» резко пошли вбок. — Однако на самом деле, когда я поворачивают трекбол, шесть параметров почти не меняются.

Жюль имел в виду шесть чисел в нижней части экрана: те самые шесть чисел, о которых я говорил Барбу на кухне трапезной.

— Верно, — сказал я. — Ты можешь вращаться сколько угодно, и твои орбитальные параметры — которые как раз для нас и существенны! — не изменятся.

Шестипозиционный индикатор в нижнем правом углу заморгал, и я понял, что Жюль правой рукой двигает рукоятку, которую он называл жёстиком. Орбитальные параметры начали меняться. Один из зелёного стал жёлтым.

— Ага, — сказал я. — Ты сбил наклонение. Теперь ты в другой плоскости.

— Что чревато далекоидущими последствиями, — сказал Жюль, — но при том обманчиво, поскольку сейчас я больших перемен не вижу.

— Вот именно. Давай я прокручу быстрее, покажу, что будет дальше.

У меня была инструкторская панель, и я мог ускорить имитацию, сжав почти полчаса в десять секунд. Другие спутники удалялись так быстро, что скоро пропали с глаз.

— Как только ты отлетел настолько, что не видишь друзей или не можешь отличить их от ложных целей...

— Меня бесполезно шерше, — ровным тоном закончил Жюль. — Можешь вернуть назад?

— Конечно.

Я вернул имитацию к той секунде, когда Жюль только что сбил наклонение.

— Как это исправить? Может, так? — Он тронул жёстик. Наклонение съехало ещё чуть-чуть, а показатель эксцентриситета, минуя жёлтый цвет, прыгнул сразу на красный.

— Парблё, — сказал Жюль. — Теперь я сбил два из шести.

— Попробуй совершить те же действия в обратную сторону, — предложил я.

Жюль дал импульс из противоположного сопла.