— Хм, — пробормотал я. — Так вот почему там чисто.

— Ты там был?! — Лио от изумления так придавил мне вывернутую руку, что стало больно.

— Пусти! Обещаю дальше не идти, — сказал я.

Лио отпустил мою руку. Я медленно и осторожно вернул её в человеческое положение и только потом выпрямился.

— Что ты там видел? — требовательно спросил Лио.

— Пока ничего, но там лежит табула, которую я должен забрать. Может быть... может быть,  она что-нибудь подскажет.

Он задумался.

— Дело непростое.

— Это обещание, Лио?

— Просто констатация.

— Ита ходят туда по какому-то известному расписанию?

Лио уже открыл рот, чтобы ответить, но тут же сделал строгое лицо.

— Я тебе не скажу. — Тут он кое-что вспомнил. — Слушай, я опаздываю.

— С каких пор тебя это волнует?

— Многое изменилось. Мне надо идти. Прямо сейчас. Другой раз поговорим, ладно?

— Лио!

Он обернулся.

— Что?!

— Кто такой фраа Пафлагон?

— Он научил фраа Ороло половине того, что тот знает.

— А другой половине кто его научил? — спросил я, но Лио уже исчез. Минуту я стоял, слушая, как поднимаются ита, и гадая, не проверят ли они, есть ли в инструментах табулы. И не смогу ли я добыть такое же чёрное одеяние.

Тут в животе забурчало, и ноги, как будто ими управлял непосредственно желудок, сами понесли меня к трапезной.

Последний раз я видел движущуюся картину десять лет и почти два месяца назад, но по-прежнему помнил сцены, когда звездолётчик входит в бар космодрома или степной наездник — в пыльный салун, и там воцаряется тишина. Так было, когда я вошёл в трапезную.

Я заявился слишком рано: ошибка, потому что так я не мог выбирать, с кем мне сесть. Несколько эдхарианцев уже застолбили столы, но все они старательно избегали встречаться со мной глазами. Я встал в очередь за двумя эдхарианскими космографами, которые сразу повернулись ко мне спиной и принялись с преувеличенным жаром обсуждать какое-то доказательство из вороха книг и журналов, нанесённых к дверям нашей библиотеки за время аперта.

Сегодня дежурили реформированные старофааниты. Арсибальт положил мне лишний половник супа и пожал руку — первое тёплое приветствие с моего освобождения. Мы договорились поболтать позже. Он выглядел вполне довольным.

Я решил сесть за пустой стол и посмотреть, что будет. Довольно скоро ко мне начали подсаживаться фраа и сууры из Нового круга. У каждого находились какие-нибудь шутливые слова по поводу моего заточения.

Через полчаса появился фраа Корландин. Он нёс в руках что-то старое и тёмное, похожее на мумифицированного младенца. Поставив свою ношу на стол, Корландин снял обёртку. Это оказался древний бочонок с вином.

— Тебе от нашего капитула, фраа Эразмас, — сказал Корландин вместо приветствия. — Выдержавший беспримерную епитимью достоин беспримерной выпивки. Она не вернёт тебе прошлых недель, но хотя бы поможет забыть Книгу!

Корландин придумал ловкий ход, и я этому радовался. Учитывая его отношения с суурой Трестаной (которые, как я подозревал, были по-прежнему в силе), встреча могла получиться неловкой. Вино было разом щедрым жестом и способом сгладить эту неловкость. Хотя, пока Корландин возился с затычкой, мне стало немного не по себе. Может, мы отмечаем моё вступление в их орден?

Фраа Корландин словно прочёл мои мысли.

— Мы хотим только отпраздновать твою новообретённую свободу — не покуситься на неё!

Кто-то принёс деревянный ларчик.