Сигизмунд тоже поглядел на раба. Ишь ты, свободы захотел. Быстро же просек, подлец, что нет в бывшей Стране Советов такого механизма, чтобы его, Дидиса, в неволе удержать. Да, адаптивность потрясающая. Гибкость психологии на высоте.

    Будущий штатный психолог школы выживания тупо смотрел в одну точку и тянул сквозь зубы монотонную мелодию. На его битой роже застыло выражение непоколебимого упорства.

    В принципе Сигизмунд, конечно же, рабству не сочувствовал. Считал его гнусным общественным установлением. И все детство мечтал поехать куда-нибудь в Анголу бороться за права угнетенных.

    И вот - факт, так сказать, упрямая вещь: налицо раб, а он, Сигизмунд, сообразуясь с экономическими требованиями момента считает, что освобождать его нецелесообразно.

    Ибо…

    Тараканобойный промысел скис окончательно и бесповоротно. «Морене» настал закономерный карачун. Организация школы выживания уставом «Морены» не предусмотрена. Вывод: «Морену» закрыть, перепрофилироваться, открыть новую фирму с новым уставом. На все уйдет месяца два. Эти два месяца надо как-то прожить. Единственный реальный источник доходов сидит сейчас с битой мордой под деревом и ноет сквозь зубы. Как ни крути, а жить придется на рабские деньги. И освобождать сейчас Дидиса - значит, поставить крест на грядущем процветании.

    Как бы его все-таки удержать в рабстве? Так. Мысль Сигизмунда заработала в этом направлении и очень скоро набрела на единственно правильное решение. Есть социальный механизм, способный удержать Дидиса. И этот механизм будет запущен.

    -  В общем так, Аська. Через два месяца Дидиса освобождаем. Выдаем ему паспорт наравне со всеми. Будет артачиться или, скажем, плохо работать, вздумает хамить или бунтовать - всђ, пусть идет на все четыре стороны. Не будет ему ни паспорта, ни нашей любви и дружбы. Ну как?

    Вавила заворчал: мол, добывал он Дидиса себе в рабы трудно - кровь за него проливал; не на торжище, чай, прикупил, а в гуще кровавой сечи… Но в конце концов согласился с мудрым решением Сигизмунда. Дидис тоже, вроде, немного оттаял.

    * * *

    Сигизмунд сидел у себя в комнате, возле компьютера. Рядом притулилась Лантхильда - Виктория добыла ей веретено, и Лантхильда увлеченно пряла из собачьей шерсти.

    На кухне уже третий час разговаривали вандалы - аттила, Вамба и Вавила. Аську аттила отослал - нечего, мол, женщине делать на совете воинов. Обиженная Аська утащила домой и Дидиса - эксплуатировать.

    Сигизмунд разложил на столе все уставы, по которым трудился последние десять лет. За стеной снова горестно взревел Вавила - переваривал весть. Лантхильда озабоченно поворачивала голову на голос, косилась на Сигизмунда и снова возвращалась к прядению.

    Четыре устава. Первый, еще допутчевый, отпечатан Натальей на пишущей машинке «Украина». Буква «о» со щербинкой. Наталья печатала у себя на работе, неумело тыча одним пальцем в клавиатуру.

    Последний выведен на лазернике, красивые шрифты, оформлен титульный лист.

    Навалились воспоминания - такие отчетливые, что Сигизмунд вдруг испугался: не начал ли Анахрон очередное перемещение? Потянулся, взял Лантхильду за теплую руку. Нет, здесь он, в комнате. Перечитывает уставы.

    Впрочем, он помнил их почти наизусть.

    Позвонили в дверь. Сигизмунд поднял глаза на часы. Боец Федор прибыл минута в минуту.

    На кухне замолчали. Прислушивались. Потом снова начали гомонить.

    Упругой походкой, настороженно поводя глазами, Федор проник в комнату. Метнул мгновенный взгляд в сторону Лантхильды.