Это был фарс, и все эти религиозные украшения лишь делали его еще более мерзким.

Рэм снова переступил с ноги на ногу, растревожив шрамы, и подумал о Дорийосе.

Рэм, когда-то носивший имя Рармон, отлеживался после порки шесть дней. Врач, которого за плату привел к нему один из слуг торговца, отлично знал свое дело, и он быстро шел на поправку. Но в бесконечно долгие часы, лежа на животе во влажной жаре подвальной кладовой и слушая плеск моря о стену, Рэм был исполнен смутной ненависти ко всему вокруг. Раз или два к нему приходила Лики. Не то чтобы она обходилась с ним очень дружелюбно, но хотя бы присылала слугу с супом, хлебом и пивом. К счастью, пиво и прописанные врачом лекарства служили отличным снотворным, тем более действенным, чем меньше терзала его боль.

На шестой день перед самым рассветом Застис зарделась губительным багрянцем. Рэм выбрался из своей кладовки, воспользовался удобной ванной комнатой, имевшейся в доме торговца, и отправился на поиски матери. Она еще не вставала. Торговец должен был появиться дома уже завтра. Рэм оставил Лики два серебряных кармианских анкара, бросив их поверх дешевых украшений, рассыпанных у ее зеркала. Она не могла не понять, что это значит.

На улице у самых ворот Рэм столкнулся с одним из своих товарищей-солдат.

— Меня послали за тобой. Нашему принцу велено покончить с Вольными закорианцами в Тьисе, и нам с тобой предстоит отправиться на смерть вместе с ним.

Они посмеялись, и Рэм согласился прийти во дворец к вечеру. То, что Кесар позвал его в столь необычный поход вскоре после того, как отправил к палачу, вызвало у него странное чувство. Возможно, это ничего не значило. Эм Ксаи мог просто наугад назвать номер, который у Рэма был девятым, остальные же девять Девятых по каким-то причинам не подошли или что-то вроде этого...

В любом случае визита в Город Наслаждений было не избежать, и его толкал туда не просто страх погибнуть в этом походе. Днем квартал выглядел не столь роскошно, как ночью, но, разумеется, посетителей там все равно хватало. Повсюду било в глаза ослепительное сияние солнца на дешевых блестках. Свернув под небольшую причудливую арку, ведущую в Оммосский квартал, он вскоре очутился в Доме Трех вскриков, в который раз поморщившись от этого названия, и постучал в дверь.

Дряхлый оммосец, которого Рэму всегда хотелось придушить, тут же высунулся из приоткрытой щели, точно черепаха из панциря, и впустил его.

— Проходите, дорогой господин. Он свободен. Он ждет вас с тех самых пор, как Звезда раскрыла свое око — так сильна его любовь к вам.

Рэм бросил монетку старому мерзавцу и зашагал по спиральной лестнице, грязной и бесконечно длинной. Она составляла сильнейший контраст с помещением наверху, куда он вошел, постучавшись. Эта просторная комната на последнем этаже была чистой и тихой, напоенной запахом цветущих кустов, которые Дорийос выращивал в двух керамических вазах у окна. Сам Дорийос сидел сейчас между ними, занятый одним из бесчисленных сломанных музыкальных инструментов, которые он собирал, чинил, какое-то время играл на них, а потом продавал, а чаще просто дарил кому-нибудь.

Однако, увидев гостя, он широко улыбнулся, отложил свое занятие и пересек комнату. Приподнявшись на носки, он слегка поцеловал Рэма в губы.

— Я-то думал, что ты хранишь себя для меня, — добродушно произнес Рэм. — А ты, оказывается, пускаешь в комнату кого попало.

— Я узнал твои шаги еще на лестнице, а когда ты постучал, и вовсе не осталось никаких сомнений.

Дорийос был прекрасен — чистокровный кармианец с кожей цвета меда, глазами как два черных оникса и великолепными темными волосами, отливающими густой медью. Одет он был очень просто, зато украшений на нем было в избытке. Золотая цепь, висевшая у него на шее, попала к нему от Рэма в те не столь давние дни, когда тот промышлял разбоем. Но золотая капелька в его ухе была подарком от другого.