Предположим, двое молодых людей путешествуют по сельской местности. Они подходят к прекрасному замку, и оба хотят зайти внутрь. Интроверт говорит: «Интересно, как он выглядит изнутри». Экстраверт отвечает: «Давай войдем» – и направляется к воротам. Интроверт пятится назад: «Возможно, туда нельзя ходить», – говорит он, представляя полицейских, штрафы и злых собак. «Что ж, тогда давай спросим. Уверен, нас пропустят», – возражает экстраверт, воображая добрых старых привратников, радушных хозяев и романтические приключения. Благодаря оптимизму экстраверта они в конце концов оказываются внутри замка. И тут наступает dénouement. Внутри замок оказывается перестроен; в нем осталась лишь пара залов с коллекцией старых манускриптов. Естественно, рукописи приводят в восторг юношу-интроверта. Увидев их, он словно преображается. Он погружается в созерцание сокровищ, временами громко выражая свое изумление. Он вовлекает в разговор смотрителя, желая узнать от него как можно больше. Поскольку тот может сообщить не так уж много, юноша просит разрешения увидеться с хранителем, дабы задать ему все интересующие его вопросы. Его застенчивость исчезает, объекты обретают соблазнительный блеск, и мир предстает в новом обличье. Между тем настроение экстраверта все больше и больше ухудшается. Лицо его вытягивается, и он начинает зевать. Здесь явно нет ни добрых привратников, ни рыцарского гостеприимства, ни намека на романтические приключения – это просто замок, переделанный в музей. Зато есть манускрипты, но их можно рассматривать и дома. Пока энтузиазм одного нарастает, воодушевление другого сменяется унынием: замок кажется ему скучным, рукописи напоминают о библиотеке, библиотека ассоциируется с университетом, университет – с учебой и зловещими экзаменами. Постепенно мрачная пелена окутывает замок, еще недавно казавшийся таким интересным и заманчивым. Объект приобретает явно негативный аспект. «Разве это не чудо, – восклицает интроверт, – что мы совершенно случайно наткнулись на такую прекрасную коллекцию?». «Я умираю от скуки», – жалуется второй, не скрывая дурного расположения духа. Это раздражает интроверта, который мысленно клянется больше никогда не путешествовать с экстравертом. Экстраверт, в свою очередь, видит раздражение друга и тоже начинает злиться. Он говорит себе, что всегда знал, что его спутник – бесцеремонный эгоист, готовый в угоду своим личным интересам испортить прекрасный весенний день, просто созданный для прогулок на свежем воздухе.

82 Что же произошло? Оба гуляли в счастливом симбиозе друг с другом, пока не подошли к роковому замку. Склонный сначала думать и только потом действовать (прометеевский) интроверт сказал, что замок хорошо бы осмотреть изнутри, а склонный сначала действовать, а потом думать (эпиметеевский) экстраверт распахнул двери. В этот момент происходит инверсия типов: интроверта, который сначала не хотел заходить внутрь, уже не выманишь наружу, а экстраверт, который мечтал оказаться внутри, теперь горько сожалеет о том, что переступил порог замка. Первый увлечен объектом, второй – своими негативными мыслями. Как только интроверт увидел рукописи, он пропал. Его робость исчезла, объект завладел им, и он охотно отдался ему. Экстраверт, напротив, почувствовал нарастающее сопротивление объекту и в итоге оказался пленником своей собственной раздраженной субъективности. Интроверт стал экстравертом, а экстраверт – интровертом. Однако экстраверсия интроверта отличается от экстраверсии экстраверта, и наоборот. Пока оба бродили по дорогам в радостной гармонии, они не мешали друг другу, ибо каждый оставался верен своему естественному характеру. Оба были настроены доброжелательно, ибо их установки взаимно дополняли друг друга. Однако подобная комплементарность была обусловлена тем, что установка одного включала в себя установку другого. Мы видим это в коротком разговоре у ворот.