|
– Подожди, дальше еще интереснее… Он сказал, что не простит себе и мне, разумеется, если его холл не украсит моя статуя… – Ого! – Что значит «ого»? Он объяснял, что всяких фото, стерео и голограмм у любого извращенца сколько угодно, а вот мраморное изваяние дамы сердца – это «хай класс»… – Теперь ты, значит, дама сердца? Поздравляю… – Отчего бы нет? Не содержанка же… – Ну и дальше? – И дальше все было нормально. Он установил видеосканер, и я попозировала. Ты же сам велел занять его поосновательней. Я не сразу согласилась, поломалась, сколько требовали приличия, а потом уступила. В конце концов на пляже раздеваюсь, и ничего… Исключительно в интересах эстетики. У него там программа «Фидий» заложена… Чем я хуже Афродиты Таврической? – А почему сразу не Милосской? – Что ж я, по-твоему, такая толстая? А Таврическая – в самый раз… – Пожалуй, – согласился я. Фигуры у них и вправду схожи. Но как представил ее позирование и рожу Панина при этом… А также, что он теперь будет рассматривать ее каждый день, хвастаться перед гостями и делиться живописными подробностями… Или вообще сделает не мраморную статую, а муляж из подходящего материала. Она почувствовала мое настроение. – Успокойся, больше ничего не было. А утром он пообещал, что закажет подходящую глыбу мрамора, и я тогда стану бессмертной… «Не многовато ли бессмертных на мою голову?» – чуть не спросил я вслух. Но сдержался. – И что дальше? – насчет колье для меня оставалась тревожная неясность. – Дальше он стал рассказывать, какой он богатый и удачливый, и я не пожалею, если выйду за него замуж. Обещал очень выгодный контракт. Три жены у него уже было, но я – совсем другая. И наследников у него нет… – Вполне солидное предложение… Она пропустила мое замечание мимо ушей, и это мне тоже не слишком понравилось. Хотя, казалось бы, обнимая пока что принадлежавшую тебе женщину, нелогично расстраиваться по поводу того, что у других она вызывает аналогичные чувства. Иначе придется признать правоту древнего грека, заявившего: «Истинно целомудренна лишь та, которую никто не пожелал». – И вот тут он решил наконец закрепить свой предполагаемый успех. Поскольку выпил больше, чем мог, хотя и меньше, чем хотел, он вообразил, что моя художественная обнаженность предполагает и допускает остальное. Справиться с ним оказалось нетрудно. Потом он никак не хотел подниматься с колен, прося прощения и заверяя, что я его неправильно поняла. А что тут понимать? Я не знала, успел ли ты сделать все, что собирался, и приняла его извинения вместе с бабушкиным колье… Правда, в наказание оделась. Пока язык у него еще ворочался, он объяснял, какой он одинокий, и если я скрашу его одиночество, благодарность его не будет иметь границ… Чтобы его осадить, я спросила, как быть с тобой? «Неужели?» – подумал я. – Он сказал, что ты его друг, но роли это не играет. Раз я тебе не жена, он имеет право участвовать в честной борьбе. Пусть победит достойнейший. Но если ты проиграешь, он тебя не обидит. Например, подарит тебе свою нью-йоркскую контору вместе с клиентурой. |
