– Ты совершенно права, я упустила это из виду. Ну ладно, Ивонн, как поживаешь?

– Прекрасно, и все остальные тоже. Но только Колли и Лизетт нет дома. Ты хотела поговорить с Колли?

– Да, хотела. Но ничего срочного. Я просто решила звякнуть вам, сказать, что вчера отправила два чека, для тебя и для Колли.

– Спасибо, Розалинда.

– Послушай, дорогая, в субботу я вылетаю в Нью-Йорк и...

– Прошлый раз ты мне сказала, что летишь в пятницу! – воскликнула Ивонн чуть дрогнувшим голосом.

– Да, я так планировала, но тут столько дел с упаковкой вещей, что я решила лететь в субботу утром. Между прочим, я вышлю тебе несколько ящиков, ты их сложи там, в углу моей студии, когда они придут. Я займусь ими, как приеду.

– И когда же это случится?

Почувствовав грусть в голосе девушки, Рози сказала успокаивающим тоном:

– В декабре. Я приеду в декабре. Это скоро.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Здесь все по-другому, когда тебя нет. И я скучаю по тебе.

– Я знаю. И я тоже скучаю. Но мы скоро увидимся.– Немного помолчав, как бы в нерешительности Рози спросила: – Кстати, Ги вернулся?

– Да, но сейчас его нет. Он ушел с Колли и Лизетт. И своим отцом.

Это было так неожиданно, что Рози воскликнула:

– Куда же они пошли?

– К Кире на день рождения.

– А-а.– Рози, кашлянув, продолжила:– Передай им привет от меня. И всего тебе наилучшего, Ивонн! Спасибо, что ты присматриваешь за моими вещами, не знаю, что бы я без тебя делала.

– Ну что ты, Розалинда, мне это только приятно.

Они попрощались, и Рози замерла, уставившись в пространство, размышляя о Ги. Очень странно, что он пошел к Кире вместе с остальными. Это было совсем не в его характере. Впрочем, разве она когда-нибудь понимала причины его поступков. Он всегда для нее был загадкой – и раньше, и сейчас. В одном, однако, Рози была убеждена: его подчеркнуто вежливое отношение к Кире было всего лишь маской, за которой он скрывал свою лютую ненависть к ней. Несомненно, его мучила ревность. Она заметила это болезненное чувство еще давно. Он не мог простить этой русской дружбы с его отцом и отцовской любви к ней.

Рози откинулась на спинку стула, разглядывая фотографию Ги, Лизетт и Колли, стоявшую на столе. Этот снимок сделала она сама прошлым летом. Лица людей на фотографии излучали такое беззаботное счастье, что ей захотелось ее увеличить и вставить в рамку. Но за беспечными улыбками прятались растерянность и боль.

По крайней мере эти чувства таились в Ги и Колли, в этом она была убеждена. Лизетт, конечно, еще слишком мала, всего пять лет, чтобы разбираться в таких вещах. Ги был проблемой, сейчас это стало ей вполне очевидно. Проблемой не только для своего отца, но и для всех остальных. А больше всего для нее самой и для Колли, которую он без всякой причины обвинял в большинстве своих неудач. «Выпадение из времени», как говорил Гэвин. Ги ему никогда не нравился, он всегда не без удовольствия подчеркивал, что тому следовало жить в 1960 году в Хайт Эшбери.

– Этот бездельник – просто хиппи-переросток, оказавшийся не на своем месте и не в своем времени, – сказал он ей на днях неприятно резким тоном.

Доля правды в этом была. И пожалуй, значительная. Но Ги уже не переделаешь. Иногда ей казалось, что он недалек от самоубийства.

Но что бы ни говорил Гэвин о Ги и остальных, они все же были ее семьей, и она любила их и заботилась о них. Она заботилась даже о Ги, хоть он этого и не заслуживал.

Растревоженная своими мыслями, она тяжело вздохнула. Ги не умел понимать людей, был не в состоянии постичь чужую душу, иначе ему было бы много легче ладить со своим отцом, с Колли и с ней самой.