— Не надо! — почти закричала она. — Я не хочу больше ничего слушать! Хочу увидеть ее и сама убедиться… Когда?

— Я сказал — скоро, — раздраженно ответил старик. — Но ускорять ничего не буду.

Откуда-то бесшумно появился парень и помог им подняться, нашел машину, в которую с трудом забралась Дагмар, ноги ее не держали. Старик исчез. Растворился в темноте, а она так и не вытянула из него, хотя бы приблизительно, время встречи…

Дома, в спальне, она при всех зажженных светильниках рассмотрела фотографии из конверта. На одной была крошка Соледад, на второй — девочка лет тринадцати, тоже Солли, явно, с глазами и темной гривой волос, как у Алекса. И красивая женщина с лицом Алекса! От Дагмар были глаза, светлые, светло-серые, облачные… И у Алекса были светлые глаза… Эта женщина — их дочь! Дагмар убедилась в этом. И сердце ее трепыхнулось навстречу Солли…

Она поставила все три фото на туалетный столик, зажгла свечи, взяла бутылку джина и, прорыдав всю ночь и напившись, уснула под утро, уронив голову на столик, рассыпав серебристые, теперь уже от седины, волосы по упавшим фотографиям.

И вот теперь Дагмар ждала свою дочь.

Она сто раз подходила к зеркалу, смотрела, рассматривала каждую морщинку, как будто той, что придет, будет важно, старая совсем Дагмар или еще не очень… Десять раз меняла платья, и, наконец, придя немного в себя, перестала заниматься глупостями.

Она поглупела за последнее время! А ей надо быть во всех отношениях на высоте! Она же мать этой женщины! «Этой женщины»? Почему она так гадко чуждо назвала свою Солли? А потому что не верит она Андрэ!.. Неужто это те же злые игры?.. И войдет сейчас чужая женщина?.. Похожая, но не Солли… Авантюристка. Такая же, как Андрэ.

Вошла горничная и сказала, что к сеньоре — дама.

Дагмар кинулась вниз по лестнице, чуть не упав, и внизу столкнулась с ней. Одного взгляда было достаточно, чтобы Дагмар поняла, что это ее Солли, Соледад! Ее и Алекса! Все оказалось правдой. Гнусный старик попытался оправдаться перед концом…

Они стояли друг против друга и молчали. Улита думала, что это ее родная мать… Но что-то стопорило и не давало кинуться к этой седоволосой красавице, родившей ее в муках, потерявшей все и теперь нашедшей свою дочь! Что-то надо было преодолеть в себе, но что? Улита не могла разобраться.

Дагмар, видя эту скованность, сама напряглась, и ушло то, что испытала она сейчас, когда кубарем, как девчонка, летела по лестнице… Она прошептала:

— Моя Солли…

Обе разрыдались и кинулись друг к другу, и стояли, покачиваясь и прижимаясь щекой к щеке. Обе были примерно одного роста и, конечно, очень похожи! Если бы только не темные волосы Улиты…

Улита ощутила какой-то щемящий запах духов, который всколыхнул ее душу, — наверное, она помнила их с момента своего рождения, когда юная Дагмар наклонялась к свой новорожденной девочке?

Дагмар очень живо интересовалась съемками, иной раз чуть-чуть всхлипывала, но никаких истерик и рыданий, — светская дама. Она же знает, что нельзя мешать такой тонкой и сложной работе.

А уж что они обе чувствовали там, внутри себя, — неизвестно. Сколько прошло лет! И виделись они, вернее она, Даг, «виделась», — Солли же ничего не понимала, наверное, даже того, что она уже в этом мире… Один всего день! Но все еще впереди…

Перед съемкой Леонид Матвеевич, или как его называли — ЛЕМ, посоветовал двум влюбленным, по сюжету, погулять по набережной, посидеть в каком-нибудь кафе… Таково было задание, которое они готовились выполнить.