В Карраско они помчались по набережной, потом свернули у казино и углубились в лабиринт спокойных, обсаженных деревьями улиц. Кантри-клуб они нашли без труда. Рядом, за газоном и изгородью, стояла вместительная невысокая вилла. Под толстыми шинами «кадиллака» заскрипел гравий. Они остановились перед тяжелой дверью из темного дерева.

Крис Джонс выскочил из машины. Следом за ним – Милтон с Малко. На вилле было тихо. Словно там никого не было. Позади виллы тянулся сад. Кругом чувствовалась роскошь. Безукоризненный газон, тесаный камень, тщательно подрезанный плющ.

Малко позвонил. Никто не отозвался. Он позвонил еще.

По-прежнему никакой реакции. Должны же быть там хотя бы слуги... Внезапно окно резко отворилось, хотя в проеме никого не было.

Крис Джонс отскочил назад, мгновенно выхватив свой пистолет с шестидюймовым стволом. Милтон, укрывшись за «кадиллаком», направил на окно свой огромный кольт.

Страха оба они не знали, но ведь и осторожность не помешает.

Малко показалось, что за занавесками мелькнул ствол автомата. Еще несколько секунд – и начнется побоище.

Он встал так, чтобы его было видно.

– Кто вы? – спросили из окна хриплым голосом.

– Я из посольства Соединенных Штатов Америки, – ответил Малко, тщательно выговаривая каждое слово.

В окне показался мужчина. Упитанный, почти лысый, с обвислыми усами. К сгибу правой руки он прижимал автомат Томпсона.

Вид «кадиллака» с номерным знаком СД и белокурые волосы Малко, по-видимому, его успокоили. Автомат он опустил.

– Поди открой, Анджело, – закричал он.

Щелкнул язычок, и дверь приоткрылась; в проеме показались голый череп и выступающие кроличьи зубы. Второй вооруженный охранник был ужасно худой и много моложе. В своих костистых руках он сжимал никелированный автоматический кольт 45 калибра. Он недоверчиво оглядел Малко и двух телохранителей.

– Я друг Рона Барбера, – сказал Малко, – и представляю американское посольство.

Уродливое лицо мгновенно преобразилось. Кольт исчез, створка двери распахнулась. Анджело впустил гостей, расточая потоки чисто испанских любезностей и сожалея о недоразумении, которое могло кончиться трагически.

Он и не догадывался, что был так близок к истине, ведь уничтожение противника входило в круг обязанностей телохранителей из американских спецслужб. Огромное окно большой гостиной, заставленной диванами и низкими столиками, выходило в сад за виллой. Гостиную продолжала крытая веранда.

Появился человек с автоматом в сопровождении очень молодой женщины с вытянутым, слегка асимметричным лицом, с глубоко посаженными глазами, длинными черными волосами и телом, слишком узким для таких роскошных бедер. Словно желая отыграться за дефекты фигуры, она носила очень короткую юбку, обнажавшую пухлые ляжки, обтянутые вызывающе пошлым черным трико. Женщина подошла и протянула Малко руку.

– Я – Лаура Иглезиа, секретарша Хуана Эчепаре.

Ее рукопожатие было дружеским, разве что чересчур долгим. От ее непропорционально сложенного тела исходила животная чувственность. Малко представился и выразил желание увидеть сеньора Эчепаре, если это, разумеется, возможно...

– Конечно, возможно!

Как только прозвучало имя Рона Барбера, Лаура Иглезиа заметно оттаяла. Усадив Малко и телохранителей, она выскользнула через другую дверь. Двое охранников вместе со своей артиллерией расположились в гамаках на веранде.

Дверь снова отворилась. Несколько торжественно Лаура объявила:

– Его превосходительство Хуан Эчепаре.

Через открытую дверь Малко успел увидеть комнату с плотным красным паласом во всю длину и сбоку большое зеркало, где отражалась часть кровати с покрывалом из меха гуанако.