Она спокойно их подбирала и вновь бросала в миску. Рядом с бурым столом стоял большой жестяной бидон с горячим и водянистым бульоном, от которого неаппетитно пахло горячей водой, луком и какими-то концентратами.
Он нарочито отчетливо произнес:
— Добрый вечер.
Монахиня испуганно обернулась. На ее плоском раскрасневшемся лице был написан страх, когда она тихо сказала:
— Боже мой, солдат!
С ее пальцев в миску капал беловатый соус, а к рукавам прилипло несколько крошечных листочков салата.
— Боже мой, — испуганно повторила она. — Что вам надо, что случилось?
— Я ищу одного человека, — ответил он.
— Здесь?
Он кивнул. Теперь его взгляд упал направо, внутрь открытого шкафа, дверцу которого вырвало воздушной волной: он заметил, что остатки разбитой фанерной дверцы еще висели на петлях, а пол перед шкафом был усеян мелкими кусочками отлетевшей краски. В шкафу лежал хлеб. Много буханок хлеба. Не меньше десятка коричневатых круглых буханок со сморщенной корочкой были наспех свалены друг на друга. У него мгновенно набежал полный рот слюны. Он с трудом проглотил ее и подумал: «Я поем хлеба. Во всяком случае, я поем хлеба». Выше полки с хлебом висела зеленоватая рваная занавеска, видимо скрывавшая еще сколько-то буханок.
— Кого именно вы ищете? — спросила монахиня.
Он обернулся к ней.
— Я ищу… — сказал он и замешкался, потому что полез в верхний карман кителя за запиской. Пошарив там, он вытащил из глубины кармана клочок бумаги, развернул его и сказал: — Я ищу Комперц, фрау Комперц, Элизабет Комперц.
— Комперц? — переспросила монахиня. — Комперц… Не знаю…
Он пристально взглянул на нее: широкое бледное и туповатое лицо монахини беспокойно дергалось, и кожа елозила по нему, словно под ней не было костей, а большие водянистые глаза смотрели на него с нескрываемым ужасом. Она глухо выдавила:
— Боже мой, ведь в городе американцы. Вы удрали из армии? Вас обязательно схватят…
Он отрицательно покачал головой, вновь уставился на хлеб и еле слышно спросил:
— Можно посмотреть, здесь ли эта женщина?
— Конечно, — сразу согласилась монахиня. Она бросила быстрый взгляд на полку с хлебом, стряхнула салатные листочки и брызги соуса и вытерла руки полотенцем. — Может, вам лучше все-таки… в администрацию? — проронила она встревоженно. — Но думается, ее здесь нет. У нас осталось всего двадцать пять пациентов. Среди них нет фрау Комперц. Нет такой. Полагаю, нет.
— Но она тут была, это точно.
Монахиня взяла со стола ручные часы, маленькие круглые старомодные серебряные часики без браслета.
— Сейчас десять часов, мне пора раздавать еду. Мы с этим часто запаздываем, — добавила она извиняющимся голосом. — Может, вы все же немного подождете? Есть хотите?
— Да, — твердо сказал он.
Она вопросительно взглянула на миску с салатом, на полку с хлебом, потом перевела взгляд на него.
— Хлеба, — выдавил он.
— Но у меня нет лишнего, — возразила она.
Он рассмеялся.
— Это правда, — обиделась она. — В самом деле нет.
— Боже мой, — сказал он, — сестрица, я знаю. Но мне кажется, если бы вы могли дать мне совсем немного хлеба… — И опять его рот в ту же секунду наполнился слюной, он сглотнул ее и едва слышно повторил: — Хлеба.
Она подошла к полке, вынула одну буханку, положила ее на стол и начала искать ножик в выдвижном ящике. |