— Конечно, милая, конечно, — поспешно ответил Митятюля, глядя мимо неё, — я не дам.

Нет, не дам. Я его не усыновлю. И в казино ходить не буду. И готовить он меня больше не заставит. И работать не пойду. Останусь в постели и всё…сто тысяч? Какие ещё сто тысяч?

Жена пристально следила за ним. Она видела, что его немигающий взгляд направлен не на неё. Хотя кроме них двоих никого больше в спальне не было. И вид у мужа был такой, словно он внимательно кого- то слушал. От неожиданно прозвучавшего крика своего мужа, госпожа Митятюля вздрогнула и невольно подалась к двери.

— Ты что, не в своём уме? Отдать сто тысяч на тряпки? — наступила короткая пауза, после которой Митятюля заговорил более спокойным голосом. — Да мне за эти деньги целый год надо работать. Да и что плохого в той, что есть? Старая? А вот ты не знаешь,…старая мебель ценится больше. Да и всё старое имеет хорошую цену.

Картины, к примеру,…чего? А почему нельзя их сравнивать с одеждой? На картинах люди иногда тоже в одежде. Я не скупой, мне просто денег жалко. Нет, это не одно и тоже. Как, в чём разница? Деньги можно положить в банк и жить на проценты. Он не накроется…если, конечно, твой дедушка не поучаствует. Чего? Даже не проси. Я не стану отдавать такие деньги…

— Онаил! — снова одёрнула его жена. — Когда ты перестанешь разговаривать сам с собой?

— Милая, — Митятюля обратил к ней несчастное лицо и с таким же несчастным видом спросил: — Ты не хочешь потратить…пятьдесят…нет? Шестьдесят? Да что в этом плохого? Хорошо, хорошо…пусть будет сто тысяч…на покупки? Тебе ведь нужна одежда? Да и детям тоже…

— Мы можем позволить такие траты? — госпожа Митятюля не верила своим ушам.

— С натяжкой. Тебе и детям хватит, — ответил, кисло улыбаясь, Митятюля и…тут же вытянул настороженно лицо, а затем категорично заявил кому- то: — Ну, на это я никогда не соглашусь. Ещё и детям на одежду сто тысяч? Ты меня по миру пустить хочешь? Ах, вот как…мы заработаем больше? Тогда другое дело. А что надо делать?

Чего? Ну, нет,…я не согласен,…это что же получается? Они пойдут тратить деньги, а я пойду работать? Даже не уговаривай… Вимра?

Митятюлю в одно мгновение сдуло с постели. Он поспешно оделся, вытащил откуда-

то из шкафа деньги и, сунув их ей в руки, выскочил из спальни. Госпожа Митятюля проводила его глубоко изумлённым взглядом. Не успела она опомниться, как он снова вернулся и, поцеловав её в щёку, пожелал «доброго утра». Затем снова вышел и отправился на кухню. Там его встретил укоризненный взгляд Вани.

— Это следовало сделать, как только проснулся. Всему надо тебя учить, папа. Ну что сложного? Встал, пожелал доброго утра и поцеловал в щёку.

— Прости, Ваня, я не подумал, — виновато произнёс Митятюля.

— У меня–то чего просить прощения?

— А у кого?

— С тобой иногда так тяжело, папа! — Ваня подтвердил свои слова сокрушённым вздохом, приправив его выразительном взмахом руки.

— Отца не выбирают, Ваня! Какой есть.

— Ладно, папа. Одевайся, пойдём с тобой в школу!

— В школу? — растерянно переспросил Митятюля. — Зачем? У тебя же документов нет.

Тебя не примут, сынок. Да и как у тебя уроки спрашивать? Тебя же никто не видит.

— Я не собираюсь учиться, — коротко ответил Ваня, — мне это не надо.