Взяв льняную салфетку, Николай промокнул ранку. Все еще улыбаясь, он обратился к солдату:

– Митька, отведи-ка моего нового двоюродного братца в покои нашей пленницы. И не стой к нему близко: он может и укусить.

Вокруг раздались добродушные смешки, потому что более всего русские ценят грубую силу в сочетании с твердой решимостью. Обнаружить эти черты в англичанине показалось всем невероятно забавным.

***

Тасины покои состояли из маленькой передней и спаленки, которые были обставлены с обычной для русских роскошью.

Она полулежала на диване, ручки и спинка которого были украшены русской «сквозной», то есть кружевной, резьбой по дереву. Хотя посетители к ней не допускались, но она получала закапанные слезами материнские записочки.

Еще Николай позволил Марии Петровне переслать Тасе несколько ее старых платьев. Одно из них, из фиолетового шелка, было на ней сейчас, оно было сшито так давно, еще в той жизни: широкая юбка, пышные рукава, отделка из белых кружев.

Тася грустно перебирала стопку французских романов. До сих пор ее попытки заняться чтением не удавались. Сколько раз она ловила себя на том, что перечитывает одну и ту же страницу, не понимая смысла прочитанного.

Ключ повернулся в замке. Дверь отворилась, потом закрылась. Уверенная, что это один из слуг несет ей поднос с дневной трапезой, Тася не подняла глаз от книги.

– Поставь его на столик у окна, – сказала она по-русски.

Ее распоряжение было встречено молчанием. Она подняла холодный вопрошающий взгляд и увидела улыбающиеся синие глаза. Ее муж произнес хриплым голосом:

– Я же говорил тебе, что не собираюсь спать отдельно.

Тася вскрикнула, не веря самой себе, и, буквально перелетев комнату, кинулась ему на шею.

Люк засмеялся и подхватил ее за тонкую талию. Опустив ее на пол, он приник лицом к изгибу между шеей и плечом.

– Господи, как я по тебе соскучился! – пробормотал он, прижимая ее к себе.

– Люк, Люк… Ты пришел за мной! Неужели это правда и ты здесь? Нет, это сон! – Руки Таси скользнули к его лицу, притянули вниз голову, и она стала целовать его с безудержной страстью. Она наслаждалась его родным запахом, вкусом, надежной силой его тела.

Заставив себя оторваться от ее губ, он прошептал:

– Нам надо поговорить.

– Да…, да… – Тася обвила его шею руками, и они снова слились в поцелуе, глубоком, проникновенном, томительном, забывая обо всем на свете. Он прижал ее к стене, его губы дразнили и ласкали ее рот, а его большая ладонь легла на ее грудь. Тася водила носом и ртом по его шее, ощущая на губах соль его кожи. Он тихо застонал, еще сильнее прижимая ее к стене своим возбужденным телом.

– С тобой все в порядке? – ухитрился он спросить, почти лишив ее воздуха жестким поцелуем. Она кивнула и неуверенно улыбнулась:

– Как Эмма? Я так волновалась.

– Она хочет, чтобы ты как можно скорее вернулась домой.

– О, если б только… – начала Тася с мучительной тоской и вдруг, подпрыгнув, вцепилась обеими руками ему в рубашку. – Люк, я все вспомнила! На корабле. Теперь я знаю, что произошло с Михаилом! Я ничего ему не сделала. Я пришла во дворец в самый неподходящий момент и наткнулась на ссору… Я видела настоящего убийцу. Я не убивала.

Глаза его сузились.

– Кто это сделал?

– Граф Савелий Игнатьевич Щуровский. Они с Михаилом были любовниками.