Изменить размер шрифта - +
Или в том сне — в той чужой, не моей, жизни — просто очень быстро привыкают? К туфлям на ногах, к сигаретам, которые можно купить в таберне. То есть не в таберне, конечно, а баре — в баре «У Хэмфри». Учителя там знали, и знали очень хорошо...

— Господина Хэмфри еще нет!

Можно не пояснять — стол у стены пуст. И кресло пустует — Его кресло. За этим столом — место Учителя. Остальных туда только приглашают.

За обедом и за выпивкой тут не лежат, это я сообразила сразу. И пьют из рюмок, а не из чаш. Быстро слова запоминаются! Даже такие, как «автобус». Хорошо, что здесь не надо удивляться!

— Его еще нет...

Эхо, нимфа-Эхо. Не приглашала — сама села рядом, за мой столик. Высокая, черноволосая, в странном серебристом платье-тунике. А вот лицо... Не запоминается лицо.

Никак!

— Значит, ты — Его новенькая? Я бы убила тебя, девочка, но лучше пусть Он сделает это сам. А я лучше — пусть оставит в живых. Навсегда!

Хриплый голос, рюмка с чем-то темно-красным в руке. Нимфу-Эхо я уже знаю. Здесь все ее называют Лили, вечерами она поет прямо тут, в таберне. Одна из ее песен и называется «Лили». То есть не совсем так, но полностью я еще не запомнила.

— Меня Он оставил в живых, девочка! Вначале я просто не поняла, потом обрадовалась, а затем... Затем почувствовала, что это такое!

Не отвечаю. Что толку отвечать Эху? Чужому Эху, отзвуку голосов, которые давно отзвучали?

— Я тебе еще не рассказывала? Я всем рассказываю, это не тайна. Их было четверо — братья, Он — самый старший. Меня догнали над Красным морем. Четыре столба пламени — синий, розовый, белый. А впереди — зеленый, Его цвет... Никогда не видела полета ангелов? Нет ничего прекраснее, ничего страшнее.

Слова звучат тихо, еле различимо. Эхо, дальнее Эхо давно забытого, ушедшего навсегда.

— На берегу... На берегу они оделись плотью — и тогда я впервые увидела Его. Меня должны были убить, я ждала смерти, но думала только о Нем. И когда поняла, что остаюсь в живых, но буду не с Ним...

Не слушаю. Здесь, в громадной одноэтажной инсуле посреди грязного поля, лучше никого не слушать. Это я поняла сразу — даже раньше, чем сообразила, что такое автобус. Поняла и не стала ни о чем никому рассказывать.

Никто никого не слушает, зато говорят, говорят, говорят...

И не только говорят. Убивают тоже. Об этом я узнала час назад.

— Ты ничего не дождешься, девочка! Я ждала долго, я вышла замуж за Его брата, отказалась от клятвы, от мести. Не дождалась. Не дождусь. И ты не дождешься!

Молчу. Где-то не здесь, в неимоверной дали — Капуя Остров Батиата, мои друзья в мохнатых плащах, моя клятва, моя месть. Рассказать о таком? Не удивятся — просто не станут слушать.

...Но я ни от чего не откажусь, как эта Лили! Дождусь или сделаю все сама!

— Ты недолго продержишься, гордая девочка! Или сядешь в автобус, как все, или у тебя кончатся деньги и ты станешь продаваться за стакан шнапса. Трезвой тут не выжить!

Эхо становится совсем тихим, распадается шепотом, шелестом. Рюмка пуста. За Его столиком — тоже пусто. Ждать? Ждать!

Да, тут убивают — и продаются тоже. В одном из домов (в «бараке» по-здешнему) собираются женщины с пустыми глазами и такие же мужчины — с глазами мертвыми. Здесь не голодают — котел со скверной кашей на кухне всегда полон, но выпивку без денег не купишь. И просто продаются — от страха и безнадежности. Все равно придется сесть в автобус. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через год. Никто никого не торопит. Прав Учитель — времени здесь слишком много. Все равно не вьдержишь, шагнешь вперед, услыхав свое имя в бесконечном списке, который читают каждое утро. Шагнешь вперед, пройдешь к автобусу. А ходят они только в одну сторону — это я тоже поняла.

Быстрый переход