|
Но потом наступил момент, когда силы мои иссякли, и тогда всё напряжение моей негативной энергии, подобно кусочку льда на солнцепеке, растаяло прямо на глазах. И прозрачный кристалл моего пробужденного сознания сначала превратился в грязную лужицу, а потом стал сгущаться во всё более плотный туман духовной аморфности, вялости, тяжкой, свинцовой усталости – родной сестры ленивого благодушного смирения, тупой покорности и скотской похоти… Выходила ли Асайя из‑за кулис, чтобы воспользоваться минутой моей слабости?.. Не знаю, во всяком случае, я её не видел!..
Ну, а за час до рассвета я был уже в полубессознательном состоянии. Забыв обо всех медитативных приёмах концентрации, разбитый и подавленный, с сердцем, заходящимся от липкого, унизительного страха, я в панике метался из комнаты в комнату, чтобы хотя бы так, примитивным механическим способом, не утратить над собой контроль, а в голове пульсировала лишь одна‑единственная мысль: во что бы то ни стало отбиться ото сна, во что бы то ни стало! А он вязкой, рыхлой, удушливо‑нежной массой мягко катился за мной по пятам, пытаясь до восхода солнца подмять под себя и напялить на меня намордник с наркозом. И всё же в эту ночь мне удалось уйти от погони и не запутаться в липких ловчих сетях затаившейся в засаде Асайи… Когда утренняя заря окрасила стёкла окон болезненно‑бледной желтизной, я прямо на бегу рухнул как подкошенный на одну из оттоманок и очнулся уже далеко за полдень, разбитый и телом и душой… Итак, слишком яростное сопротивление чревато катастрофой, ибо легко может обратиться против тебя же самого. Своеобразный эффект бумеранга!.. На то, чтобы усвоить этот суровый урок, в моём распоряжении три дня, проникла в сознание неизвестно откуда взявшаяся мысль. Ну, а раз уж ступил на путь тантры, то надо пройти его до конца – таковы были указания Липотина… Липотин!.. Часами ломаю голову, силясь разгадать его самого и его замыслы. Все его заверения в чудодейственности тантрических рецептов, что это – дружеское участие или … ???
Смотрю на эту последнюю фразу с тройным вопросительным знаком и пытаюсь установить, когда это было написано? В тех пределах, где я нахожусь, время низвержено со своего престола. Люди, живущие в подлунном мире, возможно, скажут: это было три или четыре дня назад… А может, три или четыре года, что не менее вероятно?.. Понятие времени отныне лишено для меня всякого смысла, это же касается и моего «литературного труда»; в самом деле, марать бумагу в вечном настоящем Бафомета – занятие по меньшей мере абсурдное. И всё же в роли стороннего, всеведущего наблюдателя, из своего далека обозревающего прошлое со всеми его ошибками и заблуждениями, мне бы хотелось довести эти записи до конца. Итак, на третью ночь после той бесславной вигилии я был снова «готов». О, каким мудрым казался я самому себе! Ещё бы, ведь на сей раз у меня хватило ума сойти с «пороховой бочки» ненависти! Теперь я с гордой самоуверенностью полагался на мою закаленную в вайроли‑йога волю, немало надежд возлагал и на тот опыт, который приобрёл за последние «три дня». И хотя ни о каком проникновении в сокровенный смысл традиционной тантрической техники не могло быть и речи, на этот счёт я, конечно же, не питал никаких иллюзий, но мне тем не менее, кажется, посчастливилось чисто интуитивно, почти вслепую, нащупать некоторые принципиальные истины. Самое главное – это, уподобившись канатоходцу, сохранять устойчивое душевное равновесие, ни в коем случае не позволяя Асайе Шотокалунгиной нарушить мой эквилибр. Доброжелательное равнодушие – вот условие успешного баланса!.. Даже обычную непреклонную твёрдость моих заклинаний я постарался смягчить, – словно приглашая княгиню к дипломатическому компромиссу. Она… не приходила. Я ждал, напряженно вслушивался в ночь, как и в прошлый раз пытаясь уловить затаенное дыхание искусительницы, доносящееся из‑за кулис моих чувств. |
