— Ты не можешь ходить по окрестностям Сен-Лизье пешком, мое дорогое дитя. Ты выиграешь время, если будешь ездить на коляске, — заявила старая дама, прекращая тем самым бурные возражения своей протеже.

Несмотря на все преимущества такого способа передвижения, Анжелина часто ловила осуждающие взгляды родственников женщин, к которым она приезжала принимать роды. За ее спиной перешептывались, хмурили брови, порой относились к ней недоверчиво. Накануне, едва она въехала во двор Мессенов, хозяин дома громко заметил:

— Посмотрите на эту особу! Воображает, что она доктор. А ведь я послал за ней телегу!

Это стало для Анжелины больным местом, как говорил ее отец. Обычно люди, нуждавшиеся в услугах повитухи, сами привозили ее к будущей матери, а затем отвозили домой. Но бедняки, чтобы обратиться к ней за помощью, были вынуждены идти пешком, иногда тратя на свой путь несколько часов. Теперь Анжелина могла вместе с ними ехать к роженицам на своей коляске. Она выигрывала драгоценное время и радовалась, что у нее появилась возможность благополучно, порой пуская кобылу в галоп, довозить до дома пациентки ее обезумевшего отца, сестру или мать.

«Дражайшая мадемуазель! — подумала Анжелина. — Что бы я делала без вас?»

Анжелина испытывала глубокое почтение к Жерсанде де Беснак, заботившейся о ней на протяжении многих лет. Эта богатая аристократка родом из Севенн заботилась об образовании и воспитании Анжелины, а потом усыновила Анри, ее сына, рожденного от преступной, но страстной связи с Гильемом Лезажем, молодым буржуа. Маленький мальчик, объявленный наследником де Беснаков, избежал печальной участи незаконнорожденных детей. Но это была тайна, и даже сам Огюстен Лубе не знал, что стал дедом. Год назад Огюстен женился на своей соседке Жермене Марти. И теперь сапожник вел размеренный образ жизни в доме своей второй супруги, окна которого выходили на рыночную площадь города.

— Рысью, Бланка, рысью! — крикнула Анжелина, когда коляска выехала на дорогу, идущую вдоль реки.

Воды Сала, разбухшей от талой воды, омывали корни тополей и ясеней, росших по берегам реки. Расправив крылья, взмыла цапля. Природа просыпалась. Дрозды и синицы, сидевшие на ветках, устроили настоящий концерт. Молодая женщина немного упокоилась. Весна была ее любимым временем года. Ей не надоедало любоваться лугами, поросшими желтыми и розовыми цветами и высокой травой.

Анжелина уже подъезжала к старинному городу Сен-Лизье, примостившемуся на высоком скалистом уступе, когда выглянуло солнце. Золотые лучи озарили серые камни укреплений, охровые крыши двухэтажных домов.

«Как я была бы счастлива, если бы малыш родился живым и здоровым, если бы смогла увидеть, как он припал к материнской груди! — думала Анжелина. — Бедная мадам Мессен! Так жалко ее! Судя по характеру ее мужа, он скоро начнет ее попрекать, что она не сумела родить ему столь желанного сына. Если верить словам его матери, в июле ему исполнится пятьдесят лет, так что неудивительно, что он хочет иметь наследника».

Она пустила кобылу галопом. Колеса крутились быстро, и из-под них во все стороны летели песок и гравий. Анжелина немного натянула вожжи около улицы, которая, устремляясь вверх, вела к колокольне. Склон был слишком крутым, и лошади могли взобраться по нему только шагом.

— Ну, Бланка, давай! — пропела Анжелина. — Крепись, моя красавица!

В свежем воздухе витал запах теплого хлеба. И тут молодая повитуха поняла, что проголодалась. Эжени Мессен не предложила ей ни перекусить, ни выпить чаю или кофе.

«Какие странные люди!» — подумала Анжелина в тот самый момент, когда из заброшенного сада, с левой стороны, выскочила собака. Это была огромная овчарка с густой белоснежной шерстью. Собака звонко залаяла.

— Спаситель! Мой славный Спаситель! Ты ждал меня! — воскликнула Анжелина, попридержав кобылу.