Изменить размер шрифта - +
Другие протискивались через маленькое отверстие в стеклянной двери и в полумраке вслепую двигались вперед или падали, паря в воздухе, с крыши. Насекомые стукались о стеклянные стены и крышу, отчего те мелко подрагивали, постепенно дребезжание раздавалось все чаще и громче. Вот они приблизились, подобно бегущему в панике войску, захлопали крыльями вокруг головы Евгении, стрекоча, облепили ей лицо – тридцать, сорок, пятьдесят, целое облако самцов рвалось к оцепенелой самке. Их собиралось все больше и больше. Евгения пыталась отмахнуться от них, стряхивала с юбок, вытаскивала из рукавов и складок платья, не выдержала и заплакала:

– Отгоните же их. Мне противно.

– Это самцы сатурнии. Их таинственным образом притягивает самка. Я отнесу ее в другой конец оранжереи… видите… они летят за ней, оставив вас в покое…

– Вот еще один, запутался в кружеве. Я сейчас закричу.

Он пробрался к ней через суматошную толпу мотыльков и запустил пальцы ей за воротник, чтобы выдворить наглеца.

– Должно быть, дело в запахе…

Евгения всхлипывала:

– Какой ужас, они точно летучие мыши, точно привидения, какая мерзость…

– Тише. Я не хотел напугать вас.

Он дрожал. Она обняла его за шею, положила голову ему на плечо и буквально повисла на нем.

– Милая…

Она рыдала.

– Я совсем не хотел…

Она воскликнула:

– Виноваты вовсе не вы, вы хотели мне помочь. Просто все вокруг плохо. Я так несчастна.

– Из-за капитана Ханта? Вы до сих пор так сильно горюете о нем?

– Он не хотел жениться на мне. Он умер, потому что не хотел жениться на мне.

Она плакала, а Вильям держал ее в своих объятиях.

– Какая чушь. Каждый был бы рад на вас жениться.

– На самом деле это не был несчастный случай. Так только говорят. Он умер, потому что… не хотел… на мне… жениться.

– Почему не хотел? – спросил ее Вильям, словно спрашивал ребенка, вообразившего буку в пустом углу.

– Откуда мне знать? Но это правда. Мне совершенно ясно… что он не хотел… свадьба была готова… и наряды… все мои наряды тоже… купили все, платья для подружек невесты, цветы, – все, что нужно. А он… он не выдержал…

– Вы причиняете мне страдания своими словами. Мое самое заветное желание, и вам это известно, – просить вас стать моей женой. А я никогда не смогу это сделать, потому что вы состоятельны, я же не могу себя прокормить, не только жену. Я прекрасно это понимаю. Но невыносимо больно слышать то, что вы говорите, и не быть в состоянии… самому…

– Я не хочу выходить замуж за мешок с деньгами. У меня есть свои.

Наступило долгое молчание. Несколько одержимых страстью мотыльков неуклюже пролетели мимо и присоединились к пульсирующему ковру из самцов, облепивших проволочные стены клетки, в которой сидела самка.

– Что вы сказали?

– Мой отец – добрый человек, он верит в христианское братство, верит, что все равны в глазах Бога. Он полагает, что вы щедро одарены умом, и считает это очень ценным даром, столь же ценным, как земли, рента и все прочее. Он мне сам сказал.

Она посмотрела на него; ее глаза все еще были покрасневшими, припухшими и… ранимыми.

– Можно было бы устроить двойную свадьбу, – сказала Евгения. – Я не хочу выходить замуж после Ровены.

Вильям судорожно сглотнул. Мотылек чуть коснулся крылом его потного лба. Вильям вдыхал призрачные запахи джунглей и сладкий густой аромат гардений. Маленькая розовая лишайница уселась на блестящие волосы Евгении под его подбородком.

Быстрый переход