— Вернусь — выдеру!!!

— Нравится мне твой настрой, — вздохнул Тимар и осторожно двинулся вдоль ограждения клети, надеясь подойти к переговорнику с безопасной стороны. Совершенно ясно, что в шахте им теперь делать нечего! Очевидно, здесь отказал какой-то очень важный для обороны амулет. Если бы не стремительное бегство горняков, к жерляку еще и поднятые добавились бы.

Добраться до устройства не получилось — глаза резанула какая-то неправильность, Тимар замер и почти сразу в плечо ему вцепился напарник.

— Стой!

— Сам вижу!

Странные наросты на потолке (словно короткие трубки или неровные соты) представляли собой гнездо серых пильщиков. Ночные гости, при известном стечении обстоятельств способные появляться по семь-восемь штук за раз, облюбовали темный угол между направляющими подъемника и крепью. Если бы Тимар не шагнул сразу влево, а попытался бы обойти клеть, осмотреться, твари почти наверняка достали бы его. И эта смерть тоже не была бы быстрой!

Коробка переговорника располагалась точно под гнездом.

— Если мы не подадим знака, они не станут поднимать клеть! — сквозь зубы прошипел Лулуши.

— А даже если станут, нам не проскочить. Странно, как гости нас вниз-то пропустили?

— От удивления! — проходчик нервно хихикнул. — Что будем делать, мастер?

— Ждать, — спокойно пожал плечами Тимар. — С этой стороны амулеты, вроде, еще действуют, а в те два фонаря можно долить масла. Без помощи сверху все, что мы сможем сделать — убить себя быстро.

И потянулось безнадежное бдение.

Глава 32

О том, что он будет делать, Номори Каши начал размышлять уже на полпути к дому мастера Шу’Тимара. Нет, состоянием любви к ближним старейшина светлой общины переболел лет в пятнадцать, но бросить в беде людей, с которыми только вчера сидел за одним столом… Для того, чтобы проделать подобное, нужно было быть пастырем. И не надо про светлый путь: первое, чему учат в Храме — не фиксироваться на эмоциях.

К тому же — дети.

Покойного (вероятно уже) Тай’Амиши Номори знал лично и уважал хотя бы за то, что после службы тот решился создать семью (младший брат старейшины после завершения карьеры способен был лишь поститься и молиться). Малышка Саиль выросла весьма решительной особой, что для детей пастырей — редкость. Другое дело — ее спутник…

При мысли о мальчике Номори едва не споткнулся. Есть в людях характерные черты, которые может заметить лишь одаренный, тот, в чьей крови свет живет от рождения. Номори, например, не испытывал ни малейшего усилия, отличая южанина от северянина, приезжего из Миронге от рожденного в Тусуане, человека, всю жизнь плававшего по Тималао, от того, кто ни разу не выбирался дальше одной единственной пристани. В юном волшебнике отчетливо проступал след иного общества, другой системы ценностей, навсегда отпечатлевшийся в движениях, осанке, поставе головы. Тай’Келли без лишних раздумий отнес мальчика к потомкам светлорожденных, но ему простительно — пастырь, весь в трудах. А вот Номори разглядел намного больше.

"Не высокородный — чужак"

И хорошо, если из Каштадара. Кто учил его и чему выучил? Загадка.

Номори резко сбавил шаг и бочком протиснулся мимо группы мужчин в серых халатах, пошитых из того же материала, что и рудничные робы. Горняки вяло бухтели о безответственности смотрителей, готовых за горсть руды людей в пекло загнать, но, поскольку жертв оказалось всего две (и смотритель), дальше разговоров дело не шло. Номори тайком перевел дух — что такое бунт среди печатных он знал не понаслышке. Так уж получилось, что для работы в горах не годились люди, избавленные Храмом ото всех соблазнов — не принимала их земля, а свободные граждане лезть в шахты не желали.