Убедившись, что лошадей устроили подобающим образом, лидер собрал отряд для раздачи ценных указаний:

— Уговор такой: разрешение на отплытие дадут только после выполнения работы (весь экипаж — печатные, они без команды шагу не сделают). Пастырь будет ждать вас на месте, место покажет он, — чиновник указал пальцем на человека в форме городской стражи, топчущегося на берегу. — Зачистить придется четыре стандартных пакгауза, по Уложению, пятерых изгоняющих для этого достаточно. С’Анишу останется со мной вещи караулить. И поосторожней там! Ничего из рук у горожан не брать, к чужому имуществу — не прикасаться. А ты — учеников далеко не отпускай.

Но Су’Никар последнюю фразу пропустил мимо ушей. В самом деле, что может случиться с учениками?

Изгоняющие взвалили на себя мешки с рабочим инструментом (опытный колдун чужим амулетам не доверяет) и зашагали вслед за провожатым, сдержанно матеря экономных горожан, не удосужившихся прислать за ними хотя бы пролетку. Су’Никар шел размеренно, в том темпе, который мог поддерживать целый день, и уделял равное внимание сгрудившимся вдоль набережной лачугам и пустой на всем видимом протяжении реке. Контраст с прежним бурлением жизни был поразительный, и изгоняющий заподозрил, что император не только тракты распорядился закрыть, но и речной флот с Тималао увел (хотя, зачем на юге баржи, неспособные выходить в море — непонятно).

Дорога виляла, стражник на все вопросы отмалчивался, но Су’Никар уже догадался, какая работа их ждет: склады императорских поставщиков — четыре пакгауза с собственным причалом, возведенные с размахом, без экономии на размерах пожарных проездов или качестве материалов. Других достойных объектов в этой части берега не было, а мелкие сараи частников в случае заражения полагалось сжигать целиком.

Он угадал.

Бывшая императорская собственность выглядела жалко. Раньше — образцовые, сейчас добротные строения стояли с облупленной, изгвазданной бурыми пятнами штукатуркой, сорванными ставнями, продырявленными крышами. Ветер бросил в лицо удушливый смрад, хорошо знакомый изгоняющему по странствиям — смесь запахов дерьма и стухшей крови, любимый аромат смерти. Су’Никар внезапно понял, куда делись печатные из бараков: городские власти не стали жечь набитые не вывезенными ценностями склады или рисковать одаренными для того чтобы снять с пакгаузов магическую защиту. Не нужные больше грузчики, докеры и носильщики вручную сбивали печати со стен и ворот, разряжая на себя охранные амулеты. Когда дело было сделано, оставшиеся в живых похоронили мертвых, город избавился от нахлебников и получил хранящиеся в пакгаузах товары практически неповрежденными. Если бы не нежити, заселившие помещения в отсутствии людей, настроения властей ничто бы не омрачало.

— Ждите здесь, — буркнул стражник и умчался куда-то тяжелой рысью.

Изгоняющие нашли тень и устроились в ней, прихлебывая из фляжек холодный чай и проверяя амуницию. Солнышко припекало и вонь разложения становилась совсем уж невыносимой (может, из-за нее местные и уступили работу приезжим). Ученики выкопали в грязи оторванную кисть руки и принялись пугать ею друг друга. Су’Никар прикрикнул на охламонов и велел выкинуть дрянь в реку (а то извозятся, провоняют, а потом спи рядом с ними). Представители городских властей появились еще минут через пятнадцать, вчетвером — помимо знакомого стражника, смердящий могильник решились посетить складской сторож, чиновник средних лет и долгожданный пастырь.

— Почему прохлаждаетесь?!! — набросился на них чиновник, пряча лицо в смоченной уксусом тряпке.

— Мы не прохлаждаемся, — сурово пресек его Су’Никар. — А готовимся к решительному рывку!

Делать какие-то телодвижения в отсутствии пастыря изгоняющий не видел смысла.