— Ты слышал все, ты все это время находился здесь? — выдохнул он в недоумении. — Кто ты?

— Я Сафан, великий магистр капелланов, искатель секретов, — ответил космодесантник медленно, взвешивая каждое слово. — И я действительно был здесь с самого начала. Простой трюк для отвода глаз, твое внимание было сосредоточено на чем угодно, только не на моем присутствии.

— Что ты со мной сделаешь? — спросил Астелян.

Сафан молча махнул кому-то через плечо пленника. Дверь отворилась, появились еще две фигуры в масках-черепах и черных рясах. Руки в клепаных перчатках схватили Астеляна. Он тщетно попытался отбиваться, но оказался слишком слаб для сопротивления, жизненные силы вымотала пытка последних дней. Его уже тащили к двери, когда Сафан вскинул ладонь и жестом приказал охране остановиться.

— Ты будешь взят в самые глубокие тайники Скалы и там останешься, о тебе позаботится лучший из наших апотекариев, — сказал великий магистр глубоким сильным голосом. — Там не будет покаяния, не будет конца, ни быстрого, ни иного. Там ты услышишь крики Предателя и придешь к пониманию, что ты натворил.

— Лютер, Лютер здесь? — спросил Астелян, мысли его закружились. — Как? Почему? Разве он не принял смерть от руки Льва на Калибане?

— Он не умер, — ответил Сафан. — Он наш и содержится в глубочайшей камере внутри этой Скалы. Когда его мольбы о прощении эхом отзовутся в твоих ушах, ты научишься молить о милосердии как следует.

— Я не понимаю, — признался Астелян.

— Ты любишь афоризмы Империума. — Сафан махнул рукой космодесантникам, которые удерживали пленника. — Ты говорил, что их смысл глубже, чем принято считать. Я тоже понимаю мудрость, которая лежит в основе пословиц и бранных слов простонародья.

Астелян кивнул. Пока охранники вытаскивали его из камеры и закрывали дверь, он снова услышал слова Сафана.

— Знание — сила, остерегайтесь его, — произнес голос великого магистра ему вслед.

ИСТОРИЯ БОРЕЯ

Часть пятая

Даже используя опасные режимы работы реактора, «Клинок Калибана» мог добраться до Писцины IV только за двенадцать дней. Едва космодесантники вернулись на борт, судно двинулось полным ходом. Борей прошел прямо в часовню и закрылся в ней наглухо. Десять дней он находился там.

Все это время он стоял на коленях перед алтарем, безмолвный и без сна, система брони поддерживала его и не давала упасть. Со стороны Борей походил на статую. Однако, хотя тело оставалось неподвижным, мысли капеллана-дознавателя бушевали в лихорадочном смятении. Чтобы успокоиться, он беззвучно повторял молитвы и гимны, часами читал про себя на память псалтырь и катехизис, но все было тщетно. Отчаяние превратилось в гнев, гнев сделался страхом, страх снова обернулся отчаянием, разум словно затягивало в водоворот.

Борей отчаянно искал здравомыслия и спокойствия, но безумие вползало в мозг, терзало совесть, раздирало в клочья гордость, разжигало чувство вины. Осознание собственной опрометчивости и глупости жгло позором душу капеллана. Раскаяние замучило его, и тогда Борей мысленно обрушил проклятия и на головы великих магистров с их тайнами и на Гефеста с его недоверием. Безысходность ситуации сокрушила душу. Прежде эмоции Борея сдерживала усвоенная при обучении железная дисциплина, теперь они дрейфовали, как обломки разбитого корабля в штормовом море.