— Убого и отвратительно, — я снова улыбнулся.

— Чего? — вопросила она.

Это было ужасно.

— В Шрусбери все так разговаривают? — справился я.

— Я из Лондона, — ответила девушка.

— В таком случае неужели вам не кажется, что в ужасных комнатах, таких как эта, в маленькой населенной клопами гостинице возле Паддингтона или Юстона можно найти людей с перерезанным горлом?

— Вам не нравится? — огорчилась девушка.

— Я в восторге, — сказал я. — Каждый угол вселяет в меня тихую радость. Чувствую, что долгие утомительные мили, отделяющие меня от цивилизации, наконец-то оправданы, и я забудусь, окруженный всей этой красотой. Возможно, сегодня ночью скончаюсь от счастья.

Лампы возле кровати, разумеется, не было. Я так возненавидел комнату, что не стал просить удлинитель, чтобы выключить свет, не вставая с кровати.

— Принесите мне двенадцать свечей, — попросил я.

Девушка вышла, а я открыл дверь шкафа и ничуть не удивился, увидев, что предыдущий жилец оставил там свою рубашку.

— Я нашла только восемь, — сказала девушка, вернувшись с оплывшими наполовину свечами.

Я отдал ей реликвию последнего тела, занимавшего этот участок чистилища, и отправился на улицы Шрусбери, думая, что если кто-то выходит из себя, то случается это не тогда, когда все по-настоящему плохо, но когда все плохо наполовину. Я знаю гостиницы в Ирландии, чье безобразие приводит в восторг: прекрасные отели, где ничто не работает, все неправильно, все не вовремя… Жизнь в них превращается в зачарованный сон. Если матрац под вами рушится на пол, вы даже не пытаетесь вернуть его на место, а просто засыпаете. На следующее утро просыпаетесь от громкого хохота коридорного, принесшего вам чай. Я не против таких вещей, мне они даже нравятся: в них есть очарование неожиданности…

Шрусбери — славный город. Я всегда оказываюсь в нем поздно вечером, когда церковные колокола отбивают десять или одиннадцать ударов. На улицах полно людей, их речь немного быстрее и на тон выше, чем у южан. В голосе Шрусбери присутствует валлийская нотка.

Я стоял на мосту и смотрел на воду Северна. Река совершает правильную петлю вокруг Шрусбери, за исключением узкого перешейка на севере, где в далеком прошлом построили замок. В ночное время старинные улицы Шрусбери исполнены романтики, как, впрочем, и в других местах Англии. Дома кивают друг другу. Кажется, что с верхних этажей ты можешь обменяться рукопожатием с соседом на другой стороне улицы. Вот так же клонятся друг к другу черно-белые дома на средневековом Шемблз в Йорке.

Шрусбери очень напоминает Йорк чудными названиями улиц, хотя и проигрывает Йорку в этом негласном соревновании. Намек на старые дикие дни, когда Шрусбери был приграничным городом, сквозит в названиях мостов через Северн. Западный называется Валлийским мостом, а юго-восточный — Английским.

На улице Уайл-Коп стоит наполовину деревянный дом. В нем по пути в Босуорт-Филд останавливался валлиец Гарри Ричмонд, ставший впоследствии Генрихом VII. На улице Догпоул (Собачий Столб) некоторое время жила его внучка, Мария Тюдор. Тогда она еще не была «Кровавой». Возможно, лучшие дни ее несчастной жизни прошли на валлийской границе.

Находившись до изнеможения, я вернулся в отель. Кровать оказалась на удивление удобной, и я проспал всю ночь, как четырехлетний ребенок.

6

Утро выдалось на славу — прохладное, солнечное, с высокими золотыми облаками. Дорога в Уэльс бежала на северо-запад.

В воздухе я ощутил нечто новое. Такое же ощущение бывает при переезде в Шотландию через перевал Картер-Бар — пустынность «ничьей земли» между двумя странами.