Неприятности ждут нервного тромбониста, который посреди мелодии ошибается в одной ноте! Ненависть написана на лицах его товарищей-оркестрантов. Они продолжают играть, надувая щеки, но их глаза, злобно глядящие на преступника, говорят все без слов:

— Ну погоди, вот выйдем и…

В конце концов, как все это по-человечески! И как ужасно думать о том, что тяжкая годовая работа погибла из-за одной фальшивой ноты!

Оркестр за оркестром играют одну и ту же мелодию. Музыка мне страшно наскучила, зато интересно вникать в психологию оркестрантов. Я более заинтересован их поведением, чем тем, как они играют. Некоторые явно испытывают комплекс превосходства: он вызван прежними победами; другие страдают от комплекса неполноценности из-за преувеличенного уважения к оппонентам; есть и коллективы, одержимые желанием снискать лавры любой ценой.

Оркестры уходят. На их месте появляются юные скрипачи со всех концов княжества. Девочки и мальчики. За ними следуют подростки не старше восемнадцати — они поют под аккомпанемент арфы. Такое пение называется «пениллион», и мне оно очень нравится.

Арфист играет арию, а вокалист выпевает аккомпанемент; другими словами, техника современного пения перевернута. Это — трудное искусство, и дети, которые добиваются успеха, доказывают, что музыка составляет важную часть жизни в самых обычных домах Уэльса. Как и в тот раз, когда миссис Джонс играла на арфе, я почувствовал, что слышу нечто благородное, зародившееся вместе с миром…

Состязания продолжались все утро. Люди входили и выходили из павильона. Тысячи лежали на траве, ожидая своей очереди. Из отдаленных мест доносилось гудение корнетов, звуки фортепиано, гул арф. Прошло одиннадцать часов, но претенденты продолжали доказывать публике и судьям свое искусство.

Воды пролива Менай тихонько набегали на берег. Англси как будто совсем рядом. Чудится, крикнешь, и тебя услышат на острове. Неожиданно я забыл, что люди вокруг одеты в скучную современную одежду, я видел только лица и слышал только голоса, и мне казалось, что они — те самые бритты, что собирались в прежние времена на праздник в Гвинедде, чтобы спеть и почитать стихи.

7

Великое событие и тайна в день открытия Айстедвода — личность «коронованного барда». Он — герой Айстедвода. Его выбирают заранее избранные судьи. Тайно, как и автора лучшего стихотворения. Имя остается в секрете, пока его не выкрикнут в павильоне, но может ли что-то оставаться в секрете, когда собираются вместе тысячи валлийцев! В Англии — да, в Шотландии — да, но в Ирландии и Уэльсе, конечно же, нет! У валлийцев есть пословица «Nid cyfrinach ond rhwng dau» — «Знают двое — знают все». Я уверен, что тех, кто знает имя коронованного барда, намного больше двух.

Я сидел на траве на послеполуденном солнце, дожидался великого момента. Тысячи людей набились в павильон, чтобы присутствовать при коронации поэта.

Рядом со мной уселся молодой человек, валлийский поэт.

— Что, имя коронованного поэта до сих пор в секрете? — спросил я.

— Да, конечно, — ответил он, а затем прибавил таинственным шепотом. — Думаю, это Кинан. Вон он. Давайте спросим!

Бард Кинан оказался на редкость приятным и интересным молодым человеком. Он уселся подле нас, и мы начали над ним подшучивать. Ну конечно, он все уже знает! Наверняка его предупредили, чтобы готовился к коронации. Нет, он не слышал ни единого слова и может в том поклясться… Смущенный Кинан отошел в сторону.

К нам присоединились другие молодые писатели и музыканты, и мы продолжили обсуждать тайну.

— Как думаешь, Оуэн, кто это будет?

Оуэн понизил голос и прошептал с видом заговорщика:

— Мне сказали, что Кинан!

Да, такого всем известного секрета мне еще встречать не доводилось.