2

Поднявшись на старинные каменные ворота Бар-гейт в Саутгемптоне, я разглядывал раскинувшийся внизу город сэра Бевиса. Утро выдалось ясное. На узких городских улочках царили толчея и сутолока. Под воротами прогрохотали трамвайные вагоны, как по мановению волшебной палочки открыв проем, и в воздухе повеяло близостью моря и кораблей.

Стоя там и пытаясь проследить линию древних городских стен, я размышлял: «О чем бы мне написать? Может, о том, как Ричард Львиное Сердце покидал Саутгемптон в 1189 году? Или же о том, как отплывали в Новую Землю “Спидвэл” и “Мэйфлауэр”? А, может, что-нибудь из более поздней героической истории города: когда темной августовской ночью 1914 года бесконечные воинские эшелоны один за другим входили в Саутгемптон — еще до того, как большинство англичан узнали новость, которой было суждено навсегда изменить их жизни и их мысли?»

До чего же трудно уложиться в несколько слов, когда речь идет о городе, где каждый камень хранит свою историю.

Так ничего и не решив, я спустился вниз и направился в сторону причала. По дороге я размышлял о великане Аскапарте, чья огромная размалеванная фигура была изображена на стене древних ворот по соседству с сэром Бевисом, о доме Божьем (или приюте Святого Джулиана), который обладает собственной историей. Затем на Саутгемптонской набережной я стал свидетелем настоящей человеческой драмы, которая происходила в самом центре города на глазах у сотен людей.

Здесь, в гавани, готовился к отплытию атлантический лайнер. Вокруг царила привычная суета: по сходням сновали грузчики с багажом; в толпе раздавались предостерегающие крики, когда стрела подъемного крана описывала в воздухе полукруг, перенося на борт судна тяжелые упакованные тюки. Среди собравшихся на причале царила нервозность, которая обычно предшествует отправлению корабля. Люди то и дело поглядывали на часы, сейчас, как никогда, каждая секунда обретала вес. Из труб огромного судна валил дым и растворялся в небе. Громада лайнера с его многочисленными палубами вздымалась вверх подобно крутому утесу. Кое-где в иллюминаторах маячили взволнованные лица пассажиров — мне они напомнили троглодитов, которые, высовываясь из своих пещер, высматривают врагов на дне долины.

И тут откуда-то сверху, с самой вершины горы, раздался голос, выкрикивающий мое имя. Присмотревшись, я заметил своего знакомого — весьма обеспеченного человека.

— Поднимайтесь ко мне на борт! — прокричал он.

Не прошло и нескольких минут, как я уже сидел в элегантном будуаре, выдержанном в сизо-серых тонах. Больше всего помещение смахивало на уборную какой-нибудь театральной дивы (при условии, конечно, что кто-то предварительно потрудился навести в ней порядок). Мой приятель обозвал это великолепие своей каютой. Здесь стояла никелированная кровать, за дверью располагалась отделанная мрамором ванная комната, также напичканная никелированными рычагами и краниками, которые обеспечивали поступление холодной и горячей воды. Назначение прочих ультрасовременных приспособлений осталось для меня загадкой. Как выяснилось, все это обошлось моему знакомому в двести фунтов.

— Должно быть, у моряков нелегкая жизнь, — попытался завести я разговор.

— Какая жалость, что вы не можете ко мне присоединиться, — перебил меня приятель с тем идиотским пренебрежением к чужим планам и обстоятельствам, которое является отличительной чертой всех богачей.

После этого он повел меня на экскурсию по бесконечным, пахнущим свежей краской коридорам. Я узнал точную длину коридоров (в ярдах), правда, эта информация тут же испарилась из моей памяти. Мы посетили просторный салон и ресторан, которому позавидовал бы солидный отель. Затем заглянули в плавательный бассейн и тренажерный зал с обилием электрических коней, гребных лодок, велосипедов и прочих приспособлений для того, чтобы сгонять жирок у слишком тучных пассажиров.