В нескольких милях отсюда в сторону Аберистуита находится деревенька Талибонт. Перед водяной мельницей мне было не устоять. Она скрипела и стонала, как большое стадо свиней. Это была большая старая мельница, позеленевшая от водорослей. Река, что крутила ее жернова, бежала по чистым камням. О такой реке в плохой сезон мечтают рыбаки.

Никто никогда не покупал в Талибонте форель с рынка, ведь иногда на жернова мельницы вместе с водорослями попадал лосось фунтов на восемнадцать.

В этом месте я обнаружил самую идиллическую фабрику в Уэльсе. На твидовой фабрике работают десять человек, словно промышленная революция никогда и не начиналась. Форелевая река дает им электричество. Примерно сто лет назад кто-то купил машины, которые до сих пор работают!

— Фабрика начала работать в 1809 году, — сказали мне, — когда фермеры привезли шерсть. Жители стали из нее ткать полотно, одеяла. Надомное ремесло. Женщины сучили шерсть, мужчины вязали одежду. Затем промысел стал приносить прибыль, и скоро заработали четыре завода…

Слово «завод» в Талибонте означает грубый барак среди посаженных вокруг деревьев, цветы у самой двери и музыку форелевой реки, соревнующуюся с шумом ткацкого станка.

— Затем заводы расширились. На них стали изготавливать каски для шахт, твердые, как сталь, похожие на шлемы, однако производство умерло, когда шахты закрылись. После войны наступил кризис, и мы взялись за изготовление валлийского твида. Сейчас дела идут хорошо. У нас много заказчиков, мы посылаем полотно в Италию, Германию и другие зарубежные страны. Мистер Стенли Болдуин носит костюмы из валлийского твида. Возможно, мистер Ллойд Джордж ему порекомендовал, потому что мы посылаем в Криккиэт много твида…

Мне показали магазин. В прежние времена фермеры приносили шерсть на завод; сейчас завод посылает человека в горы, и тот забирает шерсть у фермеров.

В каждом настриге шесть сортов шерсти. Валлийский твид изготавливают только из шерсти первого и второго сорта. Поэтому он мягче, чем твид Харриса. В нем нет грубого волоса, который выпирает из харрисовского твида и плохо прокрашивается.

— Здесь делают все — от выбора шерсти до стирки готового полотна… Проходите, посмотрите первую операцию.

Два человека работали на гребнечесальной машине. Это очень старая машина, но она помнила, как следует чесать. На верхнем этаже мне открылось удивительное зрелище. Здесь я увидел примитивные крутильные и прядильные машины, работавшие более восьмидесяти лет! Я словно очутился на фабрике Аркрайта.

— Они всегда работают исправно, — сказали мне с гордостью.

Прядильная машина, занимающая всю длину этажа, была изготовлена Шофилдом, Кирдом и Маршаллом из Хаддерсфилда. Вероятно, вы видели подобные в музее.

У нее двенадцать шпулек, по двенадцать нитей на каждой. Они работают на 240 веретенах. Каретка движется на десяти металлических колесах. Эта старушка прядет не хуже любой современной машины в Ланкашире!

Машина начисто лишена темперамента. Она движется вперед и назад по железным рельсам, пусть неуклюже, зато эффективно. И выражение у нее такое отстраненное, словно она думает о старой подружке, «Прядущей Дженни».

На другом «заводе» четыре ручных ткацких станка. Хороший рабочий может за неделю изготовить от 85 до 100 ярдов пряжи и заработать от 3 до 4 фунтов. При этом в Талибонте деньги тратить не на что. И это самый приятный цех, который вы можете себе представить. Вы сидите у станка, челнок квохчет, как курица, а вы тем временем через окно можете окликнуть мистера Уильямса, который только что выловил под мостом отличную форель.

Рисунки валлийского твида на удивление разнообразны. Ткачи производят пряжу всех модных стилей, а некоторые из них с гордостью называют своим ноу-хау.

Один дом, служащий в качестве демонстрационного зала, доверху заполнен зимней работой, потому что наезжают в Уэльс главным образом летом.