— Очевидно, я никогда так не думал, иначе бы не изолгался, стараясь скрыть от тебя правду. Нет, Леония, послушай…

— Ни слова подобной чепухи. Я не хочу умирать, но не смогла бы жить с этим. Роджер вдруг вспомнил, как она говорила ночью, что могла бежать из тюрьмы, но не захотела оставить родных, и если бы Мария Антуанетта согласилась бросить своих детей и золовку и бежала одна, то была бы чудовищем. Он смотрел на Леонию, кусая губы от беспокойства.

— Очень хорошо, — медленно сказал он. — У меня есть еще один план.

— Если это означает быть врозь, я не буду слушать, — предупредила Леония.

— Только на несколько часов.

— Нет. Я тебе не верю. Ты хочешь спасти меня от самой себя.

— Леония, будь благоразумна.

— Я благоразумна. Что я буду делать в этом городе без покровительства, без документов? Как долго я протяну?

— Фуше…

— Он мне ничем не обязан, даже дружбой. Возможно, ради тебя он попытался бы мне помочь, но если бы это грозило опасностью? И потом, у меня никого нет на свете, кроме тебя, Роджер, — она вдруг замолчала, потом продолжила, — не знаю, почему ты так уверен, что Тулона ожидает неудача?

Вздохнув, Роджер поделился своими соображениями, и ей пришлось согласиться. Она не смотрела на все так мрачно, как Роджер, но понимала, что существует большой риск и заговор может раскрыться. Она не была уверена, что они будут вовлечены, но и это было возможно. Тем не менее, Леония считала, что не стоит спасаться бегством, бросив ценный товар Роджера и свое небольшое, но по-своему дорогое ей имущество.

— Когда нас обвинят, — медленно сказала Леония, — то пришлют за нами трех-четырех человек, не правда ли?

— А может, и больше, — мрачно ответил он. — Это касается королевской семьи, они не выпустят ни одного сочувствующего.

— Стало быть, мы будем предупреждены, — заметила Леония. — Не так уж часто более двух человек ходят с ружьями наготове. Они пошлют человека к задним дверям, так мы узнаем их цели.

— Да. Теперь ты понимаешь, почему…

— Значит мы должны покинуть дом другим способом, — перебила Леония, не обращая на него никакого внимания. — Если мы…

— Выпорхнем из окна, как птички? — спросил он с горечью и вдруг понял, что предложение не было таким уж глупым. Каким же он был дураком, что сам до этого не додумался. Правда, он терял способность мыслить, когда Леонии что-то угрожало. Блеснул луч надежды, Роджер мог посмеяться над собой. В доме не было выхода на крышу, но это даже лучше. Никто не заподозрит, что они воспользовались этим путем.

Этой ночью он приступил к работе и закончил ее к следующей. Лазейка была грубо сделана, но позволяла выбраться на крышу, а больше его ничего, и не волновало. Плохо, правда, если крыша окажется прогнившей. Леония тем временем приготовила прочный ремень, на который можно было бы привязать Фифи, чтобы нести ее. Все остальное, конечно, придется оставить. Леония вздохнула. Что и говорить, платья, которые она носила, были лучше тюремных лохмотьев, но большой симпатии к ним она не чувствовала. Когда они приедут в Англию, она покажет Роджеру, что на самом деле она не такая уж старомодная и неэлегантная особа.

Всю неделю они были напряжены до предела, и так как Роджер почти не ложился спать, опасаясь ареста, «уроков» Леония не получала. На следующей неделе она настояла, чтобы они чередовали наблюдение, потому что Роджер уже настолько устал, что это отражалось на его работе и могло возбудить подозрения. Но так ничего и не случилось. Прошла одна неделя, другая, прошел март.