— Нет, спасибо. Да, чуть не забыла. Булочник оставил буханку хлеба. Забери его, пожалуйста. Мой сторожевой пес, — Леония кивнула на дверь, указывая на человека Шаметта, — выглядит немного утомленным после утренней пробежки по базару.

Роджер рассмеялся и вышел, убедившись, что человек, обычно сидящий у него на хвосте, на месте. Как только они отошли подальше, Роджер остановился и жестом пригласил мужчину подойти, спросив его имя. Человек, которого звали Гарнье, оправившись от изумления, подошел, и они побрели рядом, приятно беседуя на общие темы, — дороговизна, события на фронте. Последнее было довольно безобидной темой, поскольку Франция изгнала англичан из Тулона и успешно удерживала позиции на других фронтах.

Тем временем Леония перешла в мастерскую. Она услышала мужские голоса у задней двери, но не придала этому особого значения, только подумала, как бы они не съели цыплят, которых она приготовила на обед. Через несколько минут задняя дверь закрылась, и голоса смолкли. Потом позвонили в переднюю дверь. Леония встала и устремилась к двери, приготовившись ответить или обслуживать клиентов. Дверь чуть приоткрылась, как будто кто-то придерживал ее с внешней стороны, разговаривая при этом с попутчиком или просто заглядевшись на что-то. Леония, ожидая, что кто-то войдет, не отрываясь смотрела на дверь. Она услышала за спиной осторожные шаги со стороны кухни и подумала, что это сторожевой пес подкрадывается поближе, чтобы лучше слышать. Вдруг раздался крик, и одновременно она получила такой сильный удар по голове, что провалилась в бездну.

— Идиот! — орал Шаметт на человека, который поддерживал Леонию. — Я велел тебе схватить ее, а не бить. Недоумок!

— Простите, — запинаясь произнес приспешник, широко открыв от ужаса глаза. — Я боялся, что она закричит.

— Как она могла кричать, если ты закрыл ей рот рукой? — взбесился Шаметт. Затем, пожав плечами, холодно добавил. — Сейчас уже ничего не исправишь, но я в этом не виноват. Тебе же будет лучше, если убедишь леди, что это произошло по чистой случайности и по твоей оплошности, что я хотел ей только добра. Ты должен заставить ее поверить, что я ни за что на свете не хотел этого. Она должна быть спокойной настолько, чтобы, когда я пришел, согласилась написать своему мужу письмо, которое убедило бы его, что она здорова и счастлива, окружена роскошью, добротой и вниманием.

— Конечно, конечно, — заикаясь, ответил мужчина. Шаметт пристально взглянул на него и заскрежетал зубами:

— Да ты осел! Я по твоему лицу вижу, что ты замышляешь. Ты что, вообще ничего не смыслишь в женщинах? Ты думаешь, поколотишь ее немного, и она на все согласится? Ошибаешься! Она может выдать правду о твоем поступке словом, фразой. То, о чем она напишет, должно быть правдой.

— Нет, нет, я и не думал.

— Я должен быть совершенно чист, Дану. Я, право, не виноват в твоих глупостях. Чтобы доказать это, скажи гражданке Сантэ, что я взбешен твоим поступком и теперь ты больше не ее охранник. Если она сама не попросит, чтобы тебя оставили на этом посту… Не забывай, аппетит мадам Гильотины разгорается с каждым днем, и пока ты не оказался в ее утробе, с тобой может такое приключиться, что ее поцелуй покажется тебе сладким. Ты понял меня?

— Месье Шаметт…

— Не смей называть меня «месье». Я гражданин Шаметт, а ты гражданин Дану. Мы равны, запомни это! И не трать время на бесполезные мольбы.