Марат ратовал за дружеские отношения с Англией и был (одна из его здравомыслящих позиций) против войны в целом. Местный тиран, сказал Фуко, следует в этом идеям своего Парижского наставника.
— Прекрасно, — заметил Роджер. — Стало быть, не так страшно пойти в «Отель де Виль» за разрешением на устройство мастерской. Я бы хотел сам поговорить с кем-нибудь из людей Маро.
Фуко внимательно посмотрел на своего гостя, в глазах его мелькнуло подозрение. Однако после некоторого размышления он подумал, что ничто не мешало Роджеру пойти к Маро тайно, ведь необходимости говорить об этом не было. К тому же, оценив разговор, Фуко убедился, что никто кроме него не пострадает, даже если Роджер заодно с Маро.
— Думаю, что это не опасно для вас. Самое страшное — то, что у вас заберут ружья. Худшее, что принес нам ап-cien regime, — превратил таких людей, как Маро, людей со светлыми идеями и с самыми что ни на есть благородными целями, в кровожадных монстров.
Отец был за дверью, готовый к действию, но если Луи войдет, Леония не хотела прибегать к подобным приемам. Она не посвящала Генри в свой план. Девушка надеялась, что сможет убедить отца в том, что Луи сам отдал ей ключи, или в том, что она украла их, не признаваясь, что она его любовница.
Но прошло два дня, затем три, а Луи все не приходил. На четвертый день, когда он передавал еду, Леония робко позвала его.
— Луи, ты сердишься…. — начала она. Но он не дал закончить, покачал головой и тут же закрыл дверь. У Леонии от страха сильно забилось сердце и перехватило горло. Неужели они приговорены? Не мог ли кто-нибудь их подслушать? Нет, они говорили только по-английски, правда, это могло показаться подозрительным. Леония постаралась вспомнить, не было ли когда-нибудь в погребе темнее, чем обычно, когда кто-то мог подслушать у окна, но ничего подобного припомнить не могла. Может быть, она как-то выдала свои мысли Луи? Но он никогда не обращал на нее достаточно внимания, чтобы заметить даже то, что она хотела. Леония прикусила губу. Похоже, что Луи превзошел самого себя и понял, что он может нажить себе неприятности. Если так, то первым делом он должен показать, что суров к заключенным.
Леония немного успокоилась, опустилась на пол рядом с отцом и разломила хлеб. Хлеб был свежий! Она понюхала суп, обычно она старалась этого не делать. Не только аппетитный запах, но и содержимое было густое и больше напоминало тушеное мясо, чем суп. Страх тут же вернулся. Что если они едят последний раз в жизни? Чтобы Маро проявил такую доброту, такого быть не может. Но трудно представить, что и Луи подумал бы о таком благородном жесте. Он, скорее всего вообще не принес бы им никакой еды перед казнью.
— Как хорошо, правда, папа?
— Еще бы. Такая же еда была вчера. Разве ты не заметила?
— Нет, — Леония очень удивилась. Как могла она такое не заметить?
— Я тебе об этом говорил, и ты согласилась. Ты, должно быть, забыла.
— Да-да, сейчас вспомнила. Я думала о другом.
Еще бы, ведь вчера она была уверена, что Луи придет за ней. Леония была так возбуждена и напряжена до предела, обдумывая и передумывая каждый свой шаг, что могла глотать и камни, не заметив. Она и в самом деле помнила, что отец обращался к ней во время ужина, но отвечала машинально. Но если еда была хорошей вчера, то…
— Интересно, почему? — выдохнула Леония.
— Уверен, что бедняга старается изо всех сил, чтобы достать нам хорошую еду, когда может, — ответил Генри, удивленный реакцией дочери.
Леония не стала спорить, хотя думала иначе. Генри подумал и покачал головой.
— Боюсь ошибиться, но думаю, что это мои друзья дают ему деньги, чтобы он покупал нам хорошую еду. |