Я еще раз улыбнулся. Мышцы лица уже начинали болеть. Я не улыбался так много с того раза, когда я, Род и Марк немного дунули — у Рода в машине была шмаль. Хотели остановиться поссать. Нас остановили полисы, сказали, что Род пьян. Засранцы. К счастью, Род был трезв, хотя мы возвращались с воскресной вечеринки; полисы отбуксировали нас в участок, так как надеялись на легкую добычу. Им наплевать на наркопритоны в Брикстоне и серийных насильников, куда приятнее хватать людей за воскресным обедом или тех, кто выпил в пабе восемь пинт. Может быть, они проверили по компьютеру и не нашли нас там, так как они предупредили нас и отпустили. Еб твою мать, я не мог в это поверить. Род сказал, что мы, удолбанные, зашли в полицейский участок. Обоссышься. Я чувствовал себя так, как будто выиграл в какой-то ебаной лотерее, а старый хрыч-полицейский демонстрировал свою озабоченность ростом наркомании — «это вполне возможная и реальная вещь, потому что мы должны помнить, что легкие наркотики приводят к более тяжелым, и прежде чем общество поймет, что происходит, его значительная часть уже будет во власти экстази и героина, что приводит к потере нравственных ориентиров, нежелательной беременности и — неизбежно — к потере уважения к закону». Этот мудак сделал паузу, словно находился на кафедре, и сказал, чтобы я убрал с лица свою ухмылку, не то он обвинит меня в неуважении к власти. В наше время нельзя даже улыбаться. Вы платите налоги, а все, что получаете от них взамен — это унижение.

Но я буду вежлив, очень вежлив. Не нужно винить во всем этого чела из таможни. Он просто делает свою работу. Его лицо так безжизненно, как будто он — машинист, ведущий поезд в Аушвиц . Не нужно ссориться. Я буду приветливым с ним, я хочу ехать. Посмотреть мир и получить удовольствие. Потому что ездить за сборной всегда весело, независимо от того, с кем она играет. Товарищеский матч в Берлине — тем более. Я вспомнил о человеке передо мной и его наркокартеле, ждущем меня в Голландии, всех этих искусственных веществах, используемых подрывными элементами для нарушения общественного спокойствия.

— Меня никогда не привлекали подобные вещи. Я полагаю, у каждого есть право на выбор, но лично я предпочитаю выпивку.

— Хорошая пинта доброго эля никогда не повредит.

— Я вообще-то лагер люблю.

Он пристально смотрел в паспорт несколько секунд, потом поднял голову. Посмотрел мне в глаза, как будто хотел просверлить дыру прямо в мозг.

— Конечно, мистер Джонсон.

А выглядит плохо. Эль — настоящая английская выпивка, он сказал. А лагер — просто европейская газировка.

Я улыбнулся, все той же невинной улыбкой. Беззаботно. Отдохни, приятель. Почему бы тебе не отъебаться и не заняться кем-нибудь еще. Глаза у него слипаются. Похож на толстый сперматозоид, цепляющийся за край гондона. Такой через резину пролезет. Из таких вырастают люди в униформе и причиняют другим неприятности. Я не удивлюсь, если его баба время от времени развлекается на ковре в гостиной с каким-нибудь хулиганом.

Я услышал, как позади меня какие-то люди сходят с поезда. Видно, выпили не одну бутылку хуй-знает-чего, пока доехали с Ливерпуль-стрит .