— Мне пора идти, — сказал он. — У тебя есть все, что нужно?

— Ты не мог бы одолжить мне пару фунтов, Фрэнки?

Он достал пачку банкнот разного достоинства из кармана кавалерийских брюк из твида. Немного помедлил, затем вытащил из пачки пятерку. Показал ей банкноту и положил ее на буфет.

— В понедельник тебе придется сходить за пособием. На выходные этого тебе должно хватить. Я некоторое время буду занят и не смогу к тебе приходить.

— Будешь у себя на Голланд Парк со своими знатными приятелями?

— Нет. Меня не будет в городе.

— А кто же будет торговать в магазине?

— Моу. Я поеду в Шотландию, посмотрю, может, там хоть что-нибудь осталось в больших домах. Антиквариата в Англии ни у кого не осталось, даже шестидесятых годов. Мы гоняемся сами за собой. Смешно. — Он улыбнулся, она с пониманием посмотрела на него. — Не беспокойся, мам. Лучше наслаждайся своей выпивкой.

Ее лицо приняло обычное для нее выражение глупого самодовольства.

— Спасибо, Фрэнки.

— Если увидишь Кэт, передавай ей от меня привет.

— Шлюха, вот она кто. Еще хуже, чем Джерри, если хочешь знать. Я слышала, как она развлекается. Связалась с черномазым.

— Я не думаю, что она развлекается.

— И вообще, она мне больше не дочь, — произнесла миссис Корнелиус с достоинством, поднося бутылку к губам. — Я отрекаюсь от нее.

Фрэнк застегнул пуговицы кожаного пальто, поднял каракулевый воротник, пригладил свои набриолиненные волосы и надел замшевые автомобильные перчатки.

— Моу говорила, что может приехать и убраться у тебя. Она может приобрести тебе какую-нибудь мебель получше.

— Да?

— Когда ей прийти?

Она оглянулась вокруг, явно занервничав.

— Попозже, — ответила она. — Я должна обдумать, что оставить из мебели, а что нет. Мы обсудим это в другой раз, ладно? — С довоенных времен она не выбросила еще ни одной вещи.

— Опять может прийти тот парень из муниципалитета.

— Об этом можешь не беспокоиться. Я знаю, как обращаться с этими ребятами из чертового муниципалитета!

— Они могут найти тебе другое жилище.

На ее жирном лице появилось выражение тревоги.

— Может быть, со временем, — простонала она.

Он вышел, со скрипом закрыв за собой дверь. Она прислонила бутылку с джином к подлокотнику грязного вонючего кресла и нежным взглядом окинула комнату. Дом, в котором она жила, был признан непригодным для жилья еще в 1934, капитальный ремонт здания был намечен на 1990, а это значит, скорее всего, что это произойдет в следующем веке. Этот дом переживет ее. Одна из свеч оплыла и отбрасывала странные тени на потолок, покрытый плесенью. В груди и желудке стало тепло от выпитого джина. Она сидела и пристально вглядывалась в дальний угол комнаты, туда, где был камин. На треснувшем камине стояли фотографии. Она пыталась рассмотреть на выгоревших фотографиях лица отцов ее детей. Отца Фрэнки в солдатской форме. Отца Кэтрин в его лучшем костюме. Отца умерших близнецов и трех абортов, того самого, который женился на ней. Не было только фотографии отца Джерри. Его отца она не помнила, но его фамилию носили все ее дети. Выходя замуж, она не поменяла фамилию. Сколько ей было тогда? Шестнадцать? Или еще меньше? Этот парень был, кажется, еврей? Ее глаза медленно закрылись.