— Пусти меня, — рычу я или, по крайней мере, так думаю. Сейчас я не могу связно разговаривать. Вообще никак.

— Ох, — говорит кто-то.

Я самостоятельно поднимаюсь, чтобы еще раз взглянуть на дом. Он объят красными языками пламени. Дом пульсирует, словно сердце, отбрасывая блики огня в небо, а затем в сокрушительном звуке взрывается, стены словно выпрямляются, а затем рушатся, разбрасывая в разные стороны пласты пыли вперемешку с летающими осколками и гвоздями.

Кто-то заслоняет меня собой, защищая от всевозможных осколков. Но я хочу видеть это. Я хочу в последний раз увидеть её.

Эпилог

Думаете, вы поверите, если люди расскажут вам о том, что все мы невероятным образом пострадали — эдакими разными способами — от лап медведя? Особенно, когда Кармел щеголяла со следом укуса, который безошибочно можно констатировать как одну из наиболее ужасающих сцен преступления в новейшей истории. Но я не удивлен тому, во что люди верят.

Медведь, предположим, укусил Кармел за ногу, а меня швырнул об дерево, когда я героически пытался препятствовать ему. Еще был Морфан и Томас. Никто из них не ожидал, что Кармел покусают или расцарапают когтями, а моя мама вообще осталась целой и невредимой, но ЭЙ, все может случиться в этой жизни.

Я и Кармел все еще находимся в больнице. Ей зашьют рану и сделают антирабическую прививку, просто отстой, но это цена нашего алиби. Даже Морфан с Томасом не признались. Я лежу на кровати с перебинтованной грудью, пытаясь дышать правильней, чтобы не подхватить воспаление легких. Они сделали мне анализ крови ферментов печени, потому что, как только я поступил сюда, был похож на больного желтухой, но никаких значительных повреждений они не обнаружили. Все органы были в норме.

Мама с Томасом стабильно навещают нас, а Кармел раз в день катают на коляске, поэтому у нас всегда хватает времени посмотреть телепрограмму «Своя игра».

Никто не желает доказывать, что нам действительно оказали большую помощь или посчитали просто счастливчиками, но это то, о чем они на самом деле думают. Они считают, что могло быть и хуже. Возможно и так, но я не хочу об этом слышать, но если они посчитают наш инцидент правдой, поблагодарят лишь одного человека за это.

Анна поддерживала в нас жизнь. Она утянула Чародея за собой Бог знает куда. Я до сих пор продолжаю размышлять о том, если бы все сложилось по-другому. Если бы мы нашли другой способ помочь уйти ей в иной мир. Но я не слишком стараюсь напрягать мозги, потому что она пожертвовала собой, моя прекрасная, глупая девочка, и, надеюсь, не напрасно.

В дверь кто-то стучит. Я поднимаю глаза и вижу Томаса, стоящего у порога. Я нажимаю кнопку на ортопедическом матрасе, который тут же меня поднимает, и его приветствую.

— Хэй, — говорит он, подтягивая к себе стул. — Ты будешь есть свой Джело?

— Блин, я ненавижу этот зеленый Джело, — отвечаю я, подталкивая его к разговору.

— И я тоже. Просто спросил.

Я улыбаюсь.

— Вот мудак, у меня и так ребра болят.

Он усмехается. Я действительно рад, что с ним все в порядке. Затем он прочищает горло.

— Нам очень жаль ее, ты знаешь, о ком я говорю, — сообщает он. — Нам с Кармел. Мы словно полюбили ее, даже если она и выглядела ужасающе, и мы знаем, что ты… — он останавливается и опять прочищает горло.

Люблю ее. Именно это он хотел сказать. Когда я осознал это, все уже были в курсе.