Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на спину мисс Клегг. Лицо его было бледно.
— Да… Это трудный вопрос.
Казалось, он онемел, мучительно что-то обдумывая. Затем неловко взял одну из табуреток, поставил ее в конце стола Анны-Вероники и сел. Снова взглянув на мисс Клегг, он заговорил торопливо, вполголоса, глядя прямо в лицо Анны-Вероники жадным взглядом.
— У меня возникла смутная догадка, что дело обстоит именно так, как вы сказали, но случай с кольцом, с этим неожиданным кольцом смутил меня. Чтоб она провалилась… — Он кивнул в сторону мисс Клегг. — Хочется поговорить с вами об этом поскорее. Я мог бы проводить вас до вокзала, если вы не сочтете это нарушением приличий.
— Я подожду вас, — все еще не глядя на него, сказала Анна-Вероника, — и мы пойдем в Риджент-парк. Нет, лучше проводите меня до Ватерлоо.
— Согласен! — ответил он, немного замешкался, потом встал и удалился в препараторскую.
— Прежде всего я должен сказать вам, мисс Стэнли, — наконец произнес он, — все это очень неожиданно.
— Это началось, как только я пришла в лабораторию.
— Чего вы хотите? — спросил он прямо.
— Вас! — ответила Анна-Вероника.
Они чувствовали себя на людях, мимо них сновали прохожие, и поэтому оба не показывали своего волнения. И не было в них той театральности, которая требует жестов и мимики.
— Вам, наверное, известно, что вы мне страшно нравитесь? — продолжал Кейпс.
— Вы мне сказали об этом в зоологическом саду.
Она чувствовала, что вся дрожит. Но держала себя так, что ни один прохожий не заметил ее волнения.
— Я… — Казалось, ему трудно произнести эти слова. — Я люблю вас. В сущности, я вам это уже сказал. Но сейчас я могу назвать это чувство своим именем. Не сомневайтесь. Я говорю с вами так потому, что это дает нам опору…
Некоторое время оба молчали.
— Разве вы ничего не знаете обо мне? — произнес он наконец.
— Кое-что. Немного.
— Я женат. Но моя жена не хочет жить со мной по причинам, которые, как мне кажется, большинство женщин сочтут убедительными… Иначе я давно бы стал ухаживать за вами.
Они опять помолчали.
— Мне все равно, — сказала Анна-Вероника.
— Но если бы вы знали…
— Я знала. Это не имеет значения.
— Зачем вы мне сказали? Я надеялся… Надеялся, что мы будем друзьями.
Он вдруг возмутился. Казалось, он винит ее за то, что они оказались в таком трудном положении.
— И чего ради вы сказали мне? — воскликнул он.
— Я ничего не могла с собой поделать. Меня что-то толкнуло. Я должна была сказать.
— Но это же все меняет. Я думал, вы понимаете.
— Я должна была сказать, — повторила она. — Я так устала притворяться. Мне все равно. Я рада, что сказала. Рада.
— Послушайте! — продолжал Кейпс. — Чего же вы хотите? Что мы можем сделать, по-вашему? Разве вы не знаете, каковы мужчины и какова жизнь? Подойти ко мне и все выложить!
— Я знаю кое-что. Но мне все равно. И я ни на капли не стыжусь. На что мне жизнь, если в этой жизни нет вас? Я хотела, чтобы вы знали. И теперь вы знаете. И хорошо, что рухнули все преграды. Вы не можете, глядя мне в глаза, отрицать, что любите меня.
— Я же вам сказал, — ответил он.
— Прекрасно, — произнесла Анна-Вероника тоном человека, заканчивающего дискуссию. |