|
Сволочь озабоченная и похотливая. Потомственный оленевод, а туда же…. С другой стороны, как на Лизку не глазеть? Натуральная и патентованная фотомодель, типа – девяносто-шестьдесят-девяносто. Или что-то около того. Таких незабываемых роковых красоток в этих диких краях отродясь не видали…. Да, дела-делишки эротические. Ещё по весне я с Лизаветой целовался взасос – как и полагается, на последнем ряду «киношного» зала. А что теперь? Разговоров старательно избегает, глаза стыдливо отводит в сторону. Неужели, всерьёз влюбилась в этого бородатого Серёгу? Прав, всё же, был бессмертный классик, сказав в своё время, мол: – «О, женщины! Вам имя – вероломство…». Ещё как прав. Так его и растак…».
Когда пожилой зырянин, вволю напившись предложенного чаю, поставил пустую алюминиевую кружку на плоский камушек, Сергей вежливо поинтересовался: – Уважаемый, а что ты забыл на вершине этого холма? Зачем привёл сюда олешек? – Печёрского Деревянного Бога надо забрать. Обязательно надо. Непременно. Отпилим, предварительно убрав камни, над самой землёй. Потом крепко привяжем верёвками к оленьим спинам и увезём. Для того чтобы установить в другом месте. – Зачем – в другом? – Так надо. Негоже ему смотреть в ту сторону, – достав из кармана малахая самодельную курительную трубку, указал на северо-запад Вогул. – Чернотой веет оттуда. Веет и веет. Причём, чужой чернотой. Бог может ослепнуть. – Вы – шаман? – вмешался в разговор общительный Палыч. – Умеете распознавать суть вещей и природных явлений? Старик, кряхтя, поднялся на ноги, неторопливо подошёл к костру, вытащил из аметистовых углей лениво тлевшую сосновую ветку, умело раскурил трубку и, выпустив изо рта бело-серое облако ароматного табачного дыма, ответил: – Ошибаешься, Профессор. Какой из меня шаман? Я, наоборот, знатный оленевод. – Так и я давно уже не профессор, а заслуженный российский пенсионер… – Не лукавь, очкарик. «Профессор» – это твоё имя. По крайней мере, именно так тебя часто величают за глаза. – Ладно, пусть будет по-вашему, господин Вогул. Профессор, так Профессор, – благоразумно не стал спорить Иван Палыч. – Позвольте задать вопрос? – Спрашивай. Или же задавай. Как хочешь. – Вы сказали, мол: – «Печёрский Деревянный Бог». А почему, извините, именно «Печёрский»? – Не извиняйся, Профессор. Всё просто. Коми-зыряне бывают разные: верхневычегодцы, нижневычегодцы, вишерцы, вымичи, ижемцы, прилузцы, сысольцы, удорцы. А мы – печорцы, так как пасём олешек вдоль реки Печёры и её правых притоков. Поэтому и Бог наш – Печёрский…. Я понятно объяснил? – Понятно и очень доходчиво. Большое вам спасибо… Вогул тщательно выбил трубку о каблук кирзового сапога и, запихав её в карман малахая, объявил: – Пора приниматься за работу. Сын, однако, заждался…. А вы, легкомысленные путники, собрались переправиться через Малую Мутную и немного погулять по тамошним неспокойным местам? Ну-ну. Смотрите, не загуляйтесь до смерти…. Может, сразу, пока ещё не поздно, повернёте назад? В том смысле, что от греха подальше? Пока Души не почернели и не зачерствели? Впрочем, вам решать. Каждый взрослый и разумный человек волен самостоятельно выбирать жизненную Дорогу…. Птичка, – внимательно посмотрел на Наталью, – присматривай там за ними, неразумными. Договорились? – Я постараюсь, – став очень серьёзной, торжественно заверила девушка. – По мере сил…
Вскоре над вершиной холма недвусмысленно поплыли характерные звуки, сопровождавшие размеренную работу двуручной пилы: – Вжиг-вжиг! Вжиг-вжиг! Вжиг-вжиг… Пашка сидел на корточках возле умирающего костра и рассеянно наблюдал за таинственно-потусторонним мерцанием лениво-дотлевавших тёмно-тёмно-малиновых угольков. |
