— Возможно, она куда-то вышла, — предположила девушка.

— С кем? — Он опять прикусил подушечку большого пальца.

— С кем? Что за дурацкий вопрос? — Потом в ее больших темных глазах вдруг проявилось понимание того, что могло тут произойти. — Впрочем, нет! Ты хочешь сказать, что ее увел с собой убийца?

— А это значит, что она, — заявил Шульц, — находится в большой опасности!

— Не хочу быть навязчивым, — предложил я, — но, может быть, пора уже кому-нибудь позвонить в полицию?

— Вы с ума сошли! — воскликнул он. — Тем самым мы подпишем Глории смертный приговор.

— Может быть, она просто вышла, чтобы купить несколько пачек кукурузных хлопьев, — предположил я. — Чем дольше мы тянем и не звоним в полицию, тем в более отвратительном положении впоследствии мы окажемся.

— Не надо дергаться, — отрезал парень. — Не хочу вызывать полицию и рисковать жизнью Глории. Да и вообще, какого рожна они могут сделать, чтобы спасти ее?

— Ладно, — сказал я. — Если вы сами не хотите позвонить, то позвоню я.

Я сделал пару шагов в направлении гостиной и вдруг… провалился. Как сквозь землю.

Когда я очнулся в этом мире, то небо оказалось на своем месте — вверху за окном, — но начинало темнеть. Я лежал на диване в гостиной, и моя шея ныла. Осторожно и старательно я потер ее, обдумывая, как поступить дальше.

Спустив ноги на пол, я постарался и с трудом принял сидячее положение: это была первая реальная задача, которую я все-таки решил. Значит, Шульц саданул меня, когда я пошел к телефону и не смотрел в его сторону, саданул вроде бы для того, чтобы помешать мне позвонить в полицию. Да пусть он сдохнет! Я позвоню туда прямо сейчас и… елки-палки… посмотрим, удастся ли ему избежать капкана.

Тупая боль в затылке дала мне понять, что я начинаю мыслить разумно и что мне надо прислушаться к звукам окружающего мира. Поэтому, поднимаясь на ноги, я это и сделал, сочтя решение единственно правильным. Я отошел от телефонного аппарата, вышел в прихожую, включил там свет. Никого! Пустота! На потертом ковре — даже ни пятнышка крови.

Я вспомнил, что если звонишь в полицию, то надо сообщить хотя бы одну деталь уголовного дела — ну, скажем, обнаруженный труп. Но даже на моем теле не было ни единого кровоподтека, поэтому я тут же раздумал звонить в полицию. Пожалуй, лучшее, что я мог придумать, — это растереть больную шею и поскорее смотаться из этой проклятой квартиры. А в следующий раз, когда телефонный аноним позвонит мне, я прикинусь австралийцем и буду тянуть резину до тех пор, пока он сам не бросит трубку.

Но, не дойдя и трех шагов до выхода, я услышал звонок в парадную дверь, что весьма меня озадачило. Как будто, наподобие домашнего голубя, возвращался труп… Надо ли его впускать? А может быть, вернулся Вилли Шульц, чтобы еще раз садануть меня по шее? В моей голове началось невообразимое смятение, а звонок продолжал беспрерывно трезвонить. В конце концов я наплевал на все и распахнул дверь.

Этому мужику было под сорок. Тощий, с провалившимися щеками. Каштановые его волосы здорово поредели, и тщательная прическа не могла скрыть этого. Костюм на нем, сшитый из дорогого материала, гармонировал со всем остальным. Бледно-голубые глаза под тяжелыми ресницами долго и пристально рассматривали меня холодным взглядом, потом он пожал худосочными плечами.

— Ладно, — произнес он довольно напряженно.