– У тебя долго не было подруг, но теперь, глядя на ту, кого ты наконец-то выбрала, я понимаю: ты поднимала планку очень высоко, – сказала мама.

– К тому же она хороша собой, – прибавил отец.

– Да уж! – подхватила его половина. – Это ты еще не видел ее голышом!

– Я – нет. Ну и как она?

– Одно слово – лакомый кусочек.

Я не знала, куда деваться от смущения, и взмолилась:

– Хватит, мам, ну пожалуйста!

– Да что ты жмешься! Твоя подруга держалась передо мной совершенно естественно, и правильно делала! Было бы отлично, если б она могла и тебя излечить от твоей болезненной стеснительности.

– Вот-вот. И это не единственное, в чем она могла бы послужить тебе примером!

Я с трудом сдержала раздражение и сказала только:

– Я рада, что Христа вам понравилась.

– Да она просто прелесть! Пусть приходит, когда захочет! Передай ей наше приглашение.

– Хорошо.

Я стала противна себе с тех пор, как обнаружились первые признаки полового созревания. Теперь же, после того как меня обозрела Христа, я и сама увидела себя ее глазами, отчего неприязнь превратилась в ненависть.

Больше всего девочка-подросток озабочена своей недавно выросшей грудью, к которой так трудно привыкнуть. Бедра – это не так страшно. Они просто постепенно меняют форму. А этих бугров на ровном месте раньше не было, с ними еще надо освоиться.

Недаром Христа заговорила именно об этой, а не о какой-нибудь другой части моего несчастного тела; это лишний раз доказывало, что грудь – мой главный дефект. Я сделала опыт: прикрыла ее руками и посмотрела – так гораздо терпимее и даже вполне ничего. Но стоило опустить руки – и снова жалкий, позорный вид, как будто это уродство портило сразу все.

Внутренний голос пытался меня образумить: «Ну и что такого? Ты еще растешь. И вообще, маленькая грудь – тоже неплохо. Тебя это не волновало, пока не влезла эта девчонка. Почему тебе так важно мнение какой-то Христы?»

Но мои руки и плечи в зеркале уже приняли позу, которую показала Христа, и начали упражнения, которые она велела делать.

Внутренний голос вопил: «Нет! Не слушай ее! Прекрати!»

А тело покорно продолжало гимнастику.

Я дала себе слово, что это было в первый и последний раз.

– Родители просили тебе передать, что ты им очень понравилась и что ты можешь приходить к нам еще, когда захочешь.

– Мне они тоже страшно понравились. Передай им спасибо.

– Так ты придешь?

– В следующий понедельник.

Ее уже звали ребята из ее компании. Она побежала к ним, села одному из парней на колени, а остальные ревниво взвыли.

Это было в среду. До понедельника оставалась почти неделя. Но на этот раз я как-то не очень торопилась. Может, без Христы мне лучше, чем с ней?

Увы, не совсем так. Без нее мне было теперь совсем невмоготу. С появлением Христы мое одиночество стало нестерпимым. Когда она не замечала меня, я страдала уже не просто от одиночества, а от чего-то похожего на богооставленность, чувствовала себя покинутой. Хуже того – наказанной. Раз Христа не подходит ко мне, не разговаривает со мной, значит, я в чем-то виновата? И я часами ломала себе голову, пытаясь понять, что именно сделала не так, чем заслужила такое наказание; и хотя повода для него не находила, но в справедливости не сомневалась.

Вечер проходил очень оживленно: Христа щебетала без умолку, задавала папе и маме кучу вопросов на самые разные темы, смеялась до упаду их ответам и восхищенно хлопала меня по ляжке. От этого общее веселье становилось еще более бурным, а мне все неприятнее было принимать в нем участие.