– Ну? – вопросил он нетерпеливо. – Что ж ты меня в закрома не зовешь, чайку не предлагаешь? Водки не прошу – за рулем…

    – Пошли, – сказал Смолин. – Мариш, чайку сделай…

    Едва войдя в кабинет, Боцман брякнул сумку на стол, звонко расстегнул «молнию» и запустил туда руку. Смолин выжидательно смотрел, присев на край низкой столешницы.

    – Ну?

    – Неплохо, – сказал Смолин. – Весьма даже неплохо…

    На ладони у него лежал увесистый знак сельского старосты, как и полагалось когда-то, украшенный гербом Шантарской губернии с императорской короною. Темно-шоколадная патина, из-под которой практически не просматривалось светлой бронзы, как ни изучай, была родная – приятно думать, что расплодившиеся подельщики еще не достигли в этой области полного совершенства. Конечно, если бы речь шла о некоем уникуме, за который следует запросить шестизначную сумму в баксах, неведомые миру умельцы и постарались бы вылезти вон из кожи, достигнув полного правдоподобия, – но нет смысла подделывать в совершенстве такую вот мелочовку, не окупится это, знаете ли…

    – А планка-то! – торжествующе сказал Федя.

    Медаль к трехсотлетию Дома Романовых

    – Вижу… – кивнул Смолин.

    Подавляющее большинство подобных должностных знаков на рынке присутствует, будучи уже без подвесок – подвески в первую очередь теряются, ломаются, утрачиваются. А Федин знак приятно радовал глаз не только двойной родной цепочкой, но и горизонтальной выпуклой планкой. Единственное, что отсутствовало – булавка, каковой знак крепился некогда к армяку или там поддевке. Ну да совершенства в нашем мире не доищешься…

    – Копаный, – сказал Федя. – Миноискатель задребезжал этак в полукилометре от окраины Бекетовки, на пашне… Я так полагаю, шел когда-то пьянющий староста за деревней, да и потерял цацку…

    – Вероятнее всего, – кивнул Смолин. – И что?

    – Мы – люди простые, – прищурился Федя. – Сотка баксов. Все равно за сто пятьдесят ты ее влет толкнешь…

    – А не чересчур?

    – С цепочкой, с планкой… Или есть вторая?

    – Ну ладно, – сказал Смолин. – Еще есть?

    Все остальное, появившееся на столе, знаку, несомненно, уступало – парочка потемневших медалей к трехсотлетию Дома Романовых, которые в тринадцатом году клепали чуть ли не в каждой столярной мастерской, несколько многотиражных серебряных полтинников и медяков, массивная стеклянная чернильница без крышечки, годов сороковых, бронзовая печать уездного исполкома (простая, как две копейки, но с массивной вычурной ручкой, явно отломанной в двадцатых товарищами комиссарами от какой-то более дорогой и качественной печати), два штыка от трехлинейки, почти не тронутых коррозией, ворох дореволюционных бумаг (приписное свидетельство ратника второго разряда, похвальный лист реального училища и тому подобный ширпотреб).