Я бы с удовольствием вручил ему фальшивые, благо этого добра у нас в отделе завались – накрыли целую фабрику. Но нельзя. Все должно быть честно. Еще несколько лет назад на подобную операцию я бы и ста долларов не получил. Сейчас можно рассчитывать и на гораздо более серьезную, чем две с половиной тысячи «зеленых», сумму. И тысячу бумажек еще напишешь, потому что такие суммы даются из графы на оперрасходы только с визы заместителя министра внутренних дел Российской Федерации. И при условии, что они вернутся обратно с отличным результатом. Победителей не судят. А если провалимся? Такой скандал, такие разборки, что небеса содрогнутся.
Я погладил часы. Хорошая вещь. С золотой цепочкой. Так и просится на мой фрак. Только фрака у меня нет. Не будет и таких часов.
Я спрятал часы в «дипломат», поставил его в шкаф, сел в кресло против Пельменя и спросил:
– Где хозяин твой?
– Гы.
– Что – гы?
– Встретится он с тобой, не мандруй. Только ты того…
– Чего того?
– Про часики и медальон не брякни ему. А то не сведу.
Новое что-то. Интересный поворот. Похоже, босс Пельменя понятия не имеет об этих вещах.
– Договорились.
– Клянешься?
– Падлой буду.
– Гы… Ты смотри, в поряде.
– Сказал же. Слово – железо.
– Позвоню тебе. Как там поют – жди меня, и я возвращусь.
– Вернусь.
– Гы…
* * *
Сроду столько не ходил по кабакам, как сейчас. На протокольном языке это называется так: «праздно проводил время». Еще можно добавить – за государственный счет. Но я не виноват, что кабак – любимое место обитания и времяпрепровождения преступного элемента. Для меня он – рабочее пространство. Как для водолаза – морская пучина. И я согласен стоять на таком нелегком боевом посту, пока у МВД деньги не кончатся.
Пельмень назначил мне встречу в ресторане «Тополь» в центре города, клятвенно заверив, что хозяин придет. И вот я битый час сижу за столиком, слушаю оркестр, любуюсь на пляски ресторанного люда.
– По одной? – деловито осведомился Пельмень.
«Одна» была уже седьмой по счету. Графинчик с коньяком пустел, а Пельмень по закону сообщающихся сосудов, наоборот, набирался. Что за удовольствие поить и кормить его за счет налогоплательщиков? От государства ему может быть только один рацион – положенная по нормам пайка в зоне. А здесь, пожалуйста – коньяк, жульен, дичь. Ничего, Пельмень, я тебе каждый кусочек припомню. Настанет время.
– Я грю – по одной? – повторил Пельмень – его язык заплетался.
– А не перебор?
– Гы…
Он поднял рюмку и тут же опрокинул в свою глотку. Я понюхал коньяк и отставил рюмку.
«Стюардесса по имени Жанна», – наяривал оркестр и пела высоким голосом пышнотелая, в платье с блестками певица эту старую песню, которая по возрасту уже больше относится к фольклору, а не к эстраде.
– Сколько еще ждать? – спросил я.
– Гы… Не мандруй. Скоро.
За приставленными друг к другу соседними столиками справляла день рождения компания, состоящая из нескольких лиц мужского пола, как пишется в сводках, «кавказской народности» и нескольких лиц женского пола русской народности. Интернационализм крепился там на деле, сближение «народностей» приближалось к интиму, одна шаловливая рука ползла под юбку, другая скользила по груди.
– «Сулико» давай! – вдруг завопил седой полный юбиляр и, смяв в руке купюру, кинулся к оркестру.
«Сулико ты моя, Сулико», – привычно и профессионально затянул оркестр, выучивший за последние годы песни всех кавказских народов. |