– Катя говорит, есть еще какие-то с фиолетовыми полями, – Витька сложил карточки обратно в банку из-под кофе. – Говорит, видела там, за гаражами. Может, и врет. Но надо же проверить! Папа пообещал, что завтра со мной пойдет. Ты не волнуйся, он меня защитит, если что.

Егор? Защитит? Это жалкое существо, которое с начала вторжения нос на улицу высунуть боится? Но ссориться с братом не хотелось.

– Купаться иди, коллекционер, – поморщилась Лена. – Зря я, что ли, воду тащила?

2

Еще несколько лет назад, когда мама была жива, Лена услышала от кого-то байку о том, как в тридцать восьмом году люди приняли радиопостановку «Войны миров» за чистую монету. В две тысячи шестнадцатом все было наоборот. Многие, как и Лена, увидев по местному телевидению первый и единственный репортаж о приземлении корабля пришельцев, только пожали плечами – совсем беда у журналистов с чувством юмора – и переключились на другой канал.

Утром в новостях не было уже ни слова об инопланетянах у Черного Лога. Потому что и самих новостей не было. Какой канал ни включи, на экране мельтешила серо-черная рябь, телефоны не работали. То, что началось в Артемьевске, правильнее всего было бы назвать паникой – если только это короткое слово способно вместить душный августовский полдень, запах пыли и бензина, детский плач, звон бьющихся стекол, бесконечные слухи о том, что военные высаживают людей из машин на выезде из города и увозят не пойми куда; что инопланетяне уже добрались до частного сектора; что надо бежать, прятаться, вооружаться, организовываться, – делать ну хоть что-то…

Ближе к полудню по радио объявили приказ об эвакуации. Люди, волоча за собой баулы с вещами, потянулись к остановкам, где их поджидали автобусы с черными номерными знаками и молчаливые парни в форме. Тогда можно было бы уехать – если бы Егор не был Егором. Он бубнил что-то про опасность поспешных решений, утверждал с непонятной уверенностью, что людей наверняка везут в фильтрационные лагеря, что город оцепили и никто не собирается выпускать свидетелей вторжения во внешний мир. Перепуганный Витька наотрез отказался уходить из квартиры – ну еще бы, разве папа может ошибаться! – а у Лены не хватило сил настоять на своем. А потом стало поздно. Автобусы, уехавшие девятнадцатого августа в город, само собой, не вернулись. Можно было бы, конечно, угнать машину и проверить, насколько правдивы все эти слухи об оцеплении, – если бы Егор умел водить.

Утром следующего дня на улицах появились эти проклятые карточки. Тетя Оля, вернувшись от соседки, трагическим шепотом сообщила, что в пригороде полным-полно зараженных – точь-в-точь как на картинках. Егор мрачно и торжественно заявил, что теперь-то власти уж точно никого не выпустят ни из города, ни из лагерей (дались они ему!): кому нужна эпидемия инопланетной чумы?

В общем, черт его знает, повезло ли тем, кто успел удрать из Артемьевска. Зато те, кто остался, уж точно не скучали – уже вечером первого дня Лена наблюдала с балкона, как грабят магазинчик бытовой техники напротив. Конечно, во всем виноваты были серые, – вот только витрину разбивали не они, а обычные люди: дядя Паша с первого этажа, медсестра из детской поликлиники… Знакомых лиц было много: городок-то маленький, и тридцати тысяч жителей не наберется. Люди как с цепи сорвались – орали, матерились, дрались за дармовые йогуртницы и хлебопечки.

Тогда это показалось Лене смешным. А надо было испугаться.

– Вить! – Лена постучала в дверь ванной. – Ты там скоро?

Лязгнула щеколда. Витька, пряча глаза, как нашкодивший котенок, шмыгнул было в коридор, но Лена преградила ему путь.

– Все нормально?

Он ссутулился. И прошептал еле слышно:

– Я заразился.