– Это – жизнь, – грязный палец стряхнул пепел. – Идем… пацифисты.

6

Эта квартира была похожа на предыдущую. Скорее всего, там были обои другого цвета, может быть – больше комнат, но разве это было важно?

Она была такой же пустой. Брошенной. Неживой.

Как и все в этом несчастном городке.

Витька уснул не сразу. Даже во сне он продолжал всхлипывать.

Лена сидела в кресле и бездумно нажимала кнопки на пульте от телевизора. Экран оставался черным. Но так было спокойнее.

Цифра «6» – полустершаяся, почти незаметная в темноте. Напротив – единица, криво подрисованная замазкой.

Лене было шесть лет, когда родители развелись. Витьке – год.

RW. Кнопка обратной перемотки.

– Ма-ам, папа скоро придет?

– Не знаю. Иди спать.

Вот ведь странная. Когда он дома, она плачет. Когда его нет – плачет еще больше.

Заскрежетал ключ в замке. Мама побледнела.

– Елена, быстро в кровать!

FW. Несколько месяцев вперед.

…Лена сидела, завернувшись в одеяло, и слушала, как ругаются за стенкой родители. Точнее, ругалась мама – папа был в отличном настроении.

– Светик, мне ведь тоже нужно отдыхать. Ну, съездил я на дачу, такой вот я злодей. Что ты опять напридумывала? Я люблю ребят. И тебя.

– Любишь? – закричала мама – так, что захныкал проснувшийся Витька. – Любишь? Они опять придут и будут спрашивать, где ты был. И что я им скажу?

Лена знала, о ком это она. О хмурых дядьках в милицейской форме, которые заходили на прошлой неделе. Они долго беседовали с мамой, и мама улыбалась им, и голос у нее был какой-то ненастоящий. Потом один из милиционеров отвел Лену в сторонку и спросил, был ли папа дома на выходных. Конечно, Лена ответила, как надо было – мама ведь научила ее, что нужно говорить.

Утром он ушел на работу, а мама снова плакала – над газетой с фотографией девушки на первой полосе. В кухне пахло валерьянкой.

Через неделю они переехали в другой город. Втроем.

Еще раз FW. Нажать – и держать, чтобы разошлась свежая царапина на пальце, чтобы вернуться в настоящее, а еще лучше – сразу попасть в будущее, чтобы все уже закончилось, так или иначе, но только закончилось…

– Кто ты? – прошептала Лена, глядя на тонкие пальчики Витьки, вцепившиеся в жилистое запястье отца.

7

Ночью прошел дождь. Витьке стало хуже – все утро его рвало, поднялась температура. Лена гладила брата по мокрым от пота волосам и думала – а может, отец прав, и серые все заслужили?

Чуть свет Егор ушел. Вернулся с инвалидной коляской для ослабевшего Витьки – и нет, Лена не хотела знать, где и как он ее раздобыл. Во-первых, это было неважно, а во-вторых – она его боялась. Боялась Егора – не того бестолкового мямлю, который трусил даже сходить в магазин, чтобы вернуть деньги за просроченное молоко («Доча, там же будут ругаться!»), а того, другого, из-за которого плакала мама, который вчера забил серых до смерти – просто потому, что мог.

Вот только каким бы он ни был – он сейчас был нужен им с Витькой. Только и всего.

Чем больше они удалялись от центра Артемьевска, тем труднее было катить коляску. Колеса, на которые налипло, наверное, по килограмму земли, то и дело буксовали в грязи, застревали в трещинах асфальта. И это в городе. А что будет, когда они пойдут по лесу к Черному Логу?

Витька, казалось, не замечал ничего вокруг. Он рисовал в записной книжке, раздобытой в квартире. Сначала – только на чистых листах, потом в ход пошли и исписанные страницы. Карандаш мелькал в потемневших пальцах, оставляя на бумаге резкие, уверенные, яростные линии.