|
Сама Аня разбила расписной стеклянный абажур. Но почему-то ей доставил удовольствие звук разлетевшихся во все стороны осколков! У Риллы болело ухо, а у Ширли появилась таинственная сыпь на шее, которая обеспокоила Аню, но на которую Гилберт только взглянул мельком и сказал рассеянно, что, по его мнению, это ничего не значит. Конечно, это не значило ничего для него! Ширли был всего лишь его собственным сыном! И для него ничего не значило то, что он пригласил Трентов к обеду на прошлой неделе и забыл сказать об этом Ане до того, как они приехали. Аня и Сюзан именно в тот день были сверх обычного загружены работой и предполагали приготовить ужин на скорую руку из того, что осталось в кладовой. А миссис Трент пользуется репутацией лучшей хозяйки в Шарлоттауне! Ну где были чулки Уолтера с синими носками?
— Как ты думаешь, Уолтер, мог бы ты хоть раз положить вещь на ее место? Нэн, я не знаю, где находятся семь океанов и морей! Ради всего святого, перестань задавать вопросы. Меня ничуть не удивляет, что Сократа отравили. Они вынуждены были сделать это. Уолтер и Нэн с удивлением смотрели на нее. Никогда прежде они не слышали, чтобы мама говорила таким тоном. Взгляд Уолтера раздражил Аню еще больше. — Диана, неужели нужно вечно говорить тебе, чтобы ты не крутилась на табурете у пианино? Ширли, как тебе не стыдно! Измазал весь новый журнал вареньем! И может быть, кто-нибудь будет так добр, чтобы сказать мне, куда делись подвески от этой люстры? Никто не мог сказать ей — Сюзан сняла их с крючков и унесла, чтобы вымыть, — и Аня стремительно удалилась наверх, чтобы скрыться от огорченных глаз своих детей. Она возбужденно расхаживала по своей комнате. Что с ней? Неужели она превращается в одно из тех брюзгливых существ, которых все выводит из терпения? Все раздражало ее в последние дни. Некоторые мелкие привычки Гилберта, на которые она прежде почти не обращала внимания, стали вдруг действовать ей на нервы. Она чувствовала, что ей до смерти надоели эти никогда не кончающиеся однообразные заботы и обязанности… до смерти надоело потакать прихотям ее домашних. Когда-то все, что она делала для своего дома и семьи, доставляло ей удовольствие. Теперь же ее, похоже, даже не интересовало то, что она делала. Она все время чувствовала себя словно в ночном кошмаре, когда со спутанными ногами пытаешься кого-то догнать. Хуже всего было то, что Гилберт совершенно не замечал в ней никакой перемены. Он работал день и ночь и, казалось, не интересовался ничем, кроме своей работы. Единственное, что он сказал в тот день за обедом: «Передай, пожалуйста, горчицу». Аня схватила носовой платок и села на стул, чтобы насладиться своей мукой. Гилберт не любил ее больше. Когда он целовал ее, он делал это рассеянно, просто по привычке. Весь романтический ореол их отношений исчез. Старые шутки, над которыми они когда-то смеялись вместе, пришли ей на память, вдруг исполнившись трагического смысла. Как могла она когда-то думать, будто это смешно? Монти Тернер, который целовал свою жену методично раз в неделю — вел записи, чтобы не забыть. («Неужели жене нужны такие поцелуи?») Кертис Эймс, который встретил свою жену в новой шляпке и не узнал ее. Миссис Дэр, которая сказала: "Я не гак уж сильно люблю своего мужа, но мне не хватало бы его, если бы его не было поблизости. («Вероятно, Гилберту не хватало бы меня, если бы меня не было поблизости! Неужели мы дошли до этого?») Нэт Эллиот, который сказал своей жене после десяти лет совместной жизни: «Если хочешь знать, мне ужасно надоело быть женатым». («А мы женаты пятнадцать лет!») Что ж, возможно, все мужчины таковы. Мисс Корнелия наверняка сказала бы именно это. Спустя некоторое время их становится трудно держать при себе. («Если моего мужа придется „держать“, я не хочу держать его».) Но ведь была и миссис Клоу, гордо сказавшая как-то раз: «Мы женаты двадцать лет, и мой муж любит меня так же горячо, как любил в день нашей свадьбы». |
