— Но, Ребекка, — растерянно взглянула на нее тетушка Кейт, — я не понимаю… Вам всегда не нравился Василек. Не далее как на прошлой неделе вы сказали…

— Правильно, — с горечью перебила ее Ребекка. — Сваливайте вину за все на меня! Не считайтесь с моими чувствами! Этот бедный дорогой Кот! Я ухаживала за ним, и баловала его, и вставала по ночам, чтобы впустить его в дом. А теперь его унесли — тайком, за моей спиной, даже без такой малости, как «с вашего позволения». И отдали Джейн Эдмондс, которая, даже если бедное животное будет до смерти хотеть печенки, не купит для него ни кусочка!.. Единственный, кто помогал мне скоротать время в кухне!

— Но, Ребекка, вы же всегда…

— О, продолжайте, продолжайте! Не давайте мне ни словечка вставить, миссис Маккомбер. Я вырастила этого котенка. Я заботилась о его здоровье и его морали. И для чего? Чтобы Джейн Эдмондс получила прекрасно воспитанного кота и не скучала. Что ж, может быть, она будет, как это делала я, стоять по вечерам на морозе часами, зазывая Этого Кота в дом, лишь бы он не остался мерзнуть на улице; но я сомневаюсь, что она будет это делать. Я серьезно сомневаюсь в том, что она будет это делать. Ну, миссис Маккомбер, надеюсь только, что вас не будет мучить совесть в следующий раз, когда градусник покажет десять ниже нуля. Я глаз не сомкну, когда будет такая температура, но, разумеется, до этого никому нет никакого дела.

— Ребекка, если вы только…

— Нет, миссис Маккомбер, я не жалкий червь и я не тряпка. Что ж, я получила урок — полезный урок. Никогда больше не позволю я себе дарить привязанностью животное какого бы то ни было рода или вида. И если бы вы сделали это открыто и честно… Но за моей спиной, обманув меня подобным образом! Я никогда не слышала ни о чем столь гнусном. Но, разумеется, кто я такая, чтобы рассчитывать на то, что кто-то будет считаться с моими чувствами!

— Ребекка, — в отчаянии сказала тетушка Кейт, — если вы хотите, чтобы Василек снова был здесь, мы можем взять его обратно.

— Почему же вы раньше об этом не сказали? — строго спросила Ребекка Дью. — И я очень сомневаюсь в этом. Джейн Эдмондс наверняка вцепилась в него. Можно ли рассчитывать на то, что она согласится его вернуть?

— Я думаю, она согласится, — сказала тетушка Кейт, сделавшаяся, судя по всему, мягче воска. — А если он вернется, то вы ведь не уйдете от нас, правда, Ребекка?

— Я подумаю об этом, — ответила Ребекка с дом человека, делающего огромную уступку.

На следующий день тетушка Четти принесла Василька домой в закрытой корзинке. Я перехватила взгляд, которым она обменялась с тетушкой Кейт, после того как Ребекка унесла Василька в кухню и закрыла за собой дверь. Интересно! Неужели все это было коварным планом, составленным вдовами и осуществленным при пособничестве Джейн Эдмондс?

С того дня Ребекка ни разу не пожаловалась на Василька, а когда она зазывает его в дом, перед тем как лечь спать, ее голос звенит по-настоящему победно, словно она хочет, чтобы весь Саммерсайд знал, что Василек снова там, где ему и положено быть, и что она еще раз взяла верх над вдовами!

10

В темный ветреный мартовский вечер, когда даже облака, стремительно скользившие по небу, казалось, куда-то спешили, Аня легко и плавно поднялась по широким низким ступеням трех пролетов лестницы с расположенными по бокам каменными урнами и еще более неподвижными каменными львами — лестницы, которая вела к массивной парадной двери Дома Томгаллонов. Обычно, когда Аня проходила мимо нею после наступления темноты, он был мрачен и угрюм, с тускло мерцающим светом в одном или двух окнах.