— Есть кое-что, что ты должна заметить, Аня. Когда я велю тебе что-то сделать, я хочу, чтобы ты слушалась меня сразу, а не стояла столбом и не рассуждала об этом без конца. Иди и сделай, что я тебе велела.

Аня быстро направилась через переднюю в гостиную, однако не вернулась оттуда. Прождав минут десять, Марилла отложила вязанье и, поджав губы, отправилась за ней. Она обнаружила Аню неподвижно стоящей перед картиной, которая висела на стене между двумя окнами. Девочка сцепила руки за спиной, лицо ее было поднято вверх, в глазах светилась мечта. Белый и зеленоватый свет, пробиравшийся в комнату через ветки яблонь и плюща, обливал погруженную в созерцание маленькую фигурку неземным сиянием.

— Аня, о чем ты думаешь? — спросила Марилла резко.

Аня, вздрогнув, вернулась на землю.

— Об этом, — сказала она, указывая на картину — довольно яркую репродукцию под названием "Христос, благословляющий детей", — и я как раз воображала, что я одна из них, что я — вон та девочка в голубом платье, которая стоит в уголке, словно она никому не принадлежит, совсем как я. Она кажется такой одинокой и печальной, правда? Я думаю, у нее нет ни отца ни матери. Но ей тоже хотелось получить благословение, и поэтому она робко пробралась в уголок, надеясь, что никто ее не заметит, никто, кроме Него. Я уверена, я знаю, что она при этом чувствовала. У нее сильно билось сердце и руки похолодели, как у меня, когда я спросила вас, оставите ли вы меня здесь. Она боялась, что Он может не заметить ее. Но Он, наверное, заметил, как вы думаете? Я пыталась все это вообразить — как она пробиралась все ближе и ближе, пока не оказалась совсем близко к Нему. И тогда Он взглянул на нее и положил руку ей на голову, и ах какой радостный трепет охватил ее! Но я хотела бы, чтобы художник не изображал Его таким грустным. У Него такое лицо на всех картинах, вы замечали? Но мне не верится, что Он в самом деле выглядел таким грустным, а то дети боялись бы Его.

— Аня, — сказала Марилла, удивляясь, почему она уже давно не прервала речь девочки, — нельзя говорить такие вещи. Это непочтение… явное непочтение..

Глаза Ани выразили изумление.

— Но я чувствую такое благоговение! Я совершенно не хотела быть непочтительной.

— Да, я верю тебе… но нельзя говорить так бесцеремонно об этих вещах. И еще одно, на что ты должна обратить внимание, Аня. Когда я тебя за чем-нибудь посылаю, возвращайся сразу, а не мечтай и не фантазируй перед картинами. Помни об этом! Возьми эту открытку и пойдем в кухню. Теперь сядь в углу и выучи эту молитву наизусть.

Аня прислонила открытку к кувшину, в котором стояли цветущие яблоневые ветки. Она принесла их перед обедом, чтобы украсить стол, — Марилла косо посмотрела на это украшение, но ничего не сказала. Девочка оперла подбородок на руки и несколько минут молча и внимательно смотрела на напечатанную молитву.

— Мне это нравится, — объявила она наконец. — Очень красиво. Я слышала эту молитву прежде: однажды ее читал ректор воскресной школы в приюте. Но тогда мне не понравилось. У него был такой скрипучий голос, и молился он так мрачно. И я ясно чувствовала, что для него молитва была неприятной обязанностью… Это не поэзия, но на меня она производит такое же впечатление, как поэзия.