— Провидческой силой, данной нам от Бога, мы узнали, что ты носишь в своём чреве Зверя. Узрев в этом великое знамение Господне, мы собрались, дабы принять решение. Зверь должен быть уничтожен во имя наступления на Земле обещанного рая до скончания времён! Ты и есть та лжедева, что подарит миру Антихриста! Посему останешься с нами, а мы своими молитвами и постом постараемся ослабить силу Зверя, доколе пребывает он во чреве твоём. По выходу же его из чрева прольём его кровь на святой иерусалимский алтарь Господень! Кой находится в церкви просветлённого отца Амвросия, — преподобный показал рукой куда-то в угол. Отец Амвросий, тот самый, что отпевал Анну Аркадьевну, встал и поклонился собранию. — Сын твой, зачатый при кровосмешении, как и положено Сатане, лжедева, будет убит! Да наступит на земле Рай! И послужит сие событие самым главным нашим свидетельством! Аминь!

Ане показалось, что зыбкая поверхность её сна проваливается под ногами, и она, Каренина, летит куда-то в ужасающую глубь нереального потустороннего бреда…

— Это всё сон… — беззвучно прошептали её губы перед тем, как Аня упала в обморок. — Я — МАТЬ АНТИХРИСТА, ЗАЧАТОГО ОТ КРОВОСМЕШЕНИЯ…

И вдруг Каренина почувствовала, как по всему её телу разливается жар, как Господь касается её. Это и есть то самое! То самое, о чём говорили все сектанты! Торкнуло!!!

Аня упала на пол и не могла пошевелиться. Божья благодать накрыла её тонким прозрачным покрывалом, спрятав Мать Зверя от всех её невзгод. Плотная пелена встала между ней и миром. Каренина онемела. Истерический паралич.

[+++]

Шёл третий день Стивиной трезвости. Угрюмый и раздражённый, Облонский сидел в кресле на балконе, пытаясь сосредоточиться на «Спорт-экспрессе» или же, на худой конец, на каких-нибудь приятных мыслях. Попробовал представить себе голую тётку, но от этих мыслей почему-то начало тошнить. Стива перекрестился, и, к удивлению, тошнить его перестало. Облонский крепко задумался. Вспомнилась красивая церковь с высокими сводами и полупрозрачным люком, строгое лицо Христа и отвернувшаяся Богородица, и вдруг Степану стало стыдно. Да, не просто неловко, а стыдно: он покраснел до корней волос! Разом пришли на память все его безобразные гулянки, ужасные похотливые мысли, пьянство… Стива разрыдался, сгорая от стыда и не имея сил прекратить думать о совершённом когда-то. Так припомнилась Наташка Толстова, что была на два класса младше их выпускного. Эта Наташка была от природы дурочка, даже немножко дебильная, но по сути своей до невозможности наивная и доверчивая. Они, Облонский и ещё несколько пьяных придурков, зазвали как-то Толстову на квартиру и напоили. Дурочка никогда не пробовала водки, поэтому после второго стакана начала истерически смеяться. Когда её посадили на диван и принялись раздевать, она всё смеялась и говорила, что щекотно. В результате её поимели все по очереди.

На следующее утро дурочка проснулась и никак не могла понять, как она сюда попала. От испуга заплакала, а проспавшиеся идиоты заржали и пригрозили раззвонить о случившемся всей школе, если Наташка не согласится снова удовлетворять все их прихоти. Толстова, в личном деле которой было записано: «Сниженные умственные способности, но в пределах нормы», согласилась — больше из страха, что обо всём узнает её мать.

С этого времени никто не мог понять, как получилось, что дебильно улыбающаяся Наташка, всегда весёлая, как бы её ни подначивали и ни дразнили, — вдруг стала молчаливой, бледной, похудела до состояния скелета. Полгода до самого выпуска Облонского с компанией из школы несчастная дурочка исполняла всё, что ей говорили.