— Уходим, — сказал Карл после второго танца.

Глава 4

За ночь Уэс каким-то образом умудрился перебраться на диван — гораздо более подходящее место для отдыха — и когда проснулся, еще до рассвета, Мэк лежал рядом, уткнувшись ему в бок. Мэри-Грейс и Лайза распластались на полу под ними, и, казалось, весь мир для них не существовал. Они смотрели телевизор, до тех пор пока дети не уснули, а потом тихо открыли и распили бутылку дешевого шампанского, которую давно берегли для особого случая. Алкоголь и усталость сделали свое дело, и они отключились, успев дать друг другу клятву проспать целую вечность.

Пять часов спустя Уэс открыл глаза и уже не смог их закрыть. Он снова находился в зале суда, весь на нервах, покрытый испариной, наблюдая за тем, как вереницей выходят присяжные, и пытаясь разгадать их мысли, а потом слышал волшебные слова судьи Харрисона. Он никогда не забудет эти слова.

Его ждал чудесный день, и он не собирался тратить его на лежание на диване.

Он осторожно встал, не потревожив Мэка, накрыл его одеялом и молча прошел в их с Мэри-Грейс неубранную спальню, где переоделся в спортивные шорты, футболку и туфли. Во время суда он старался бегать каждый день, иногда в полночь, а иногда в пять утра. Месяц назад его запросто можно было встретить за шесть миль от дома в три часа ночи. Бег помогал ему освежить голову и снять стресс. Он разрабатывал стратегию, проводил перекрестный допрос свидетелей, спорил с Джаредом Кертином, выступал перед присяжными и успевал выполнить кучу других дел, бороздя асфальтовые просторы во тьме.

Возможно, во время этой пробежки ему удастся сконцентрироваться на чем-то другом, кроме процесса. Быть может, на отпуске. На пляжном отдыхе. Но перспектива возможной апелляции уже тяготила его.

Мэри-Грейс не шелохнулась, когда он на цыпочках вышел из квартиры и закрыл за собой дверь. На часах было 5.15.

Он разбежался без всякой разминки и вскоре оказался на Харди-стрит, направляясь к кампусу Университета южного Миссисипи. Ему импонировало спокойствие этого места. Он кружил у общежитий, где когда-то жил, у футбольного стадиона, где когда-то играл, а через полчаса завернул в «Джава Веркс», его любимый кафетерий, через дорогу от городка. Он положил четыре монеты по двадцать пять центов на прилавок и взял маленькую чашку кофе домашнего купажа. Четыре монеты по двадцать пять центов. Он чуть не рассмеялся, отсчитывая их. Он всегда заранее думал о покупке кофе и поэтому вечно охотился за четвертаками.

В конце барной стойки лежали утренние газеты. На передовице «Хаттисберг американ» красовалась статья с кричащим названием «„Крейн кемикл“ накололи на 41 миллион». Статья сопровождалась большой великолепной фотографией, на которой он и Мэри-Грейс выходили из здания суда, усталые, но счастливые. И еще там была фотография Дженет Бейкер, все еще со слезами на глазах. Цитировались речи многих юристов и некоторых присяжных, включая короткую сумбурную речь доктора Леоны Рочи, которая явно оказала влияние на решение, принятое в зале совещания присяжных. Среди других ее фраз, которые могли бы стать крылатыми, особенно выделялась следующая: «Нас разозлило то, насколько нагло и расчетливо „Крейн“ отравляла природные ресурсы, пренебрегая всеобщей безопасностью, а потом обманывала всех, пытаясь скрыть этот факт».

Уэс любил эту женщину. Он прочел длинную статью на одном дыхании, не притронувшись к кофе. Самая главная газета штата, которую выпускали в Джексоне, называлась «Кларион леджер», и хотя заголовок передовицы звучал более сдержанно, он все же производил впечатление: «Присяжные приговорили „Крейн кемикл“ — вердикт ошеломляет».