|
Люди вольны сотрудничать между собой или не сотрудничать, заключать сделки или не заключать в соответствии с тем, что диктуют им личные мнения, убеждения и интересы. Они могут взаимодействовать между собой только на разумных условиях и разумными средствами, то есть средствами обсуждения, убеждения и договорных соглашений, добровольного выбора на условиях взаимной выгоды. Ни одно общество не отказывает своим членам в праве на согласие с другими; зато право на несогласие — решающий момент. Именно институт частной собственности защищает и практически осуществляет это право, тем самым уничтожая препятствия на пути самого ценного человеческого качества (ценного не только для него лично, но и для общества, а также в объективном плане) — способности мыслить творчески.
В этом и состоит кардинальное различие между капитализмом и коллективизмом. Сила, предопределяющая возникновение, изменения, эволюцию и разрушение общественного уклада, — философия. Роль случая, стечения обстоятельств и традиции в данном контексте такова же, как их роль в жизни отдельного человека; их могущество обратно пропорционально могуществу философского арсенала культуры (или отдельного человека) и растет по мере того, как философия приходит в упадок. Поэтому о характере общественного уклада следует судить по его философии. Четырем разделам философии соответствуют четыре краеугольных камня капитализма: в метафизическом плане — потребности человеческой натуры и выживания, в эпистемологическом — разумность, в этическом — права личности, в политическом — свобода. Без этих оснований мы не истолкуем правильно политическую экономию и не поймем, чем капитализм лучше первобытно-племенной аксиомы, унаследованной у доистории. «Практическое» оправдание капитализма — совсем не мнение коллективистов, что этот уклад обеспечивает «наилучшее распределение ресурсов нации». Человек и его разум — отнюдь не «ресурсы нации», а без творческой мощи нашего разума сырье остается лишь сырьем. Нравственное оправдание капитализма — совсем не мнение альтруистов, что при нем легче всего достигнуть «общего блага». Правда, капитализм и впрямь его достигает (в том смысле, в каком затертое выражение «общее благо» вообще что-то значит), но это лишь побочное следствие. Нравственное оправдание капитализма в том, что это единственный уклад, созвучный природной разумности человека, гарантирующий человеку человеческое существование и руководимый принципом справедливости. Всякий общественный уклад явно или имплицитно зиждется на некоей этической теории. Племенное понятие «общего блага» служило нравственным оправданием большинства известных истории общественных укладов и всех тираний. Степень порабощенности или свободы того или иного общества соответствовала тому, как громко провозглашали (или, напротив, решительно обходили) этот первобытно-племенной лозунг. «Общее благо» (или «интересы общества») — понятие неопределенное и неопределимое: такого существа, как «племя» или «общество», на свете нет. «Племя» (или «общество», или «народ») — это лишь множество отдельных людей. Нет ни одного блага, которое было бы благом для племени вообще. Термины «благо» и «ценность» относятся только к живому организму, взятому по отдельности, а не к бесплотной совокупности взаимоотношений. Понятие «общее благо» не имеет никакого смысла, кроме буквального, узкого: «совокупность того, что хорошо для всех отдельных людей». Но в таком случае оно не может служить нравственным критерием, поскольку не проясняет, что именно хорошо для них и как это распознать. Однако такое понятие обычно используется не в своем буквальном значении. С ним мирятся именно благодаря его растяжимости, неопределенности мистической туманности. |
