— И среди них, конечно, уникум? Самый счастливый день в вашей жизни?

— Скорее наоборот, — усмехнулся кибернетик. — Хорошо получился прескверный день. Разговор с женой накануне нашего разрыва.

— Покажите?

Кибернетик смутился.

— Это очень уж личное, профессор.

— А есть не личное? Что-нибудь non multa, sed multum.

— Есть, — в глазах у кибернетика мелькнула смешливая искорка. — Ваш экзамен. Когда вы меня провалили.

Он достал катушку с пленкой, вложил в щель Прибора, закованного в белую пластмассовую броню, и нажал кнопку на пульте. Экран осветился изнутри, как подсвеченный утренним солнцем туман, что-то вспенилось в нем и растаяло. Возник длинный экзаменационный стол, какие были в ходу четверть века назад. За столом сидел помолодевший лет на двадцать академик — тогда еще ординарный профессор, с проседью на висках, ныне, увы, совсем золотящихся от пожелтевшей с возрастом седины. Стол, катушки с магнитными лентами, листки белой бумаги — все это было отлично видно. Только костюм на экзаменаторе-как-то странно менял цвет.

— Плохо помню, — признался смущенный кибернетик, — несколько отпечатков памяти наплывают друг на друга, ложатся несинхронно, в разбивку.

Его самого видно не было — перед столом, как в телевизионном кадре, возникали только большие руки, протягивались ниоткуда и пропадали за невидимой рамкой, жестикулирующие, навязчивые, хватающие то карандаш, то бумагу. «Это понятно, — думал академик. Воспоминание, записанное или не записанное, воссоздает только то, что видит и фиксирует глаз».

Сначала тихо, потом все громче и громче доносился разговор экзаменатора со студентом. Звук был чистый, без характерных недостатков магнитной записи.

— Можно ли раскрыть механизм, с помощью которого мозг принимает решения, связанные с условной адаптацией к среде?

Для нынешнего академика его вопрос, прозвучавший два десятилетия назад, показался элементарным, чуть ли не детским. Но студент долго молчал. Потом сказал неуверенно:

— Я думаю, профессор…

— Вы думаете или это установила наука?

— Простите, не уверен. Кажется экспериментально установлено, что у некоторых людей в подобной ситуации имеет место некоторое возрастание альфа-частоты.

— А если у человека нет альфа-ритмов?

Молчание. Академику свой голос показался неожиданно и неприятно звонким, а молчание кибернетика-студента свидетельством лености и невежества. Тогда он, вероятно, думал так же и как жестоко ошибся! Теперь он спросил с кресла, а не из-за стола, и не экзаменующегося студента, а сидевшего рядом ученого:

— Сократить можно?

— Конечно, — согласился кибернетик и тронул другую кнопку. Стол исчез в клубах тумана, послышалось жужжание прокручиваемой катушки, потом туман снова растаял и стол с молодым академиком опять возник впереди.

И тут же академик услышал свой вопрос из глубины прошлого.

— А что такое Е-волна?

— Expectancy wave. Волна ожидания.

— В чем же ее физиологическая сущность?

Молчание. Мелькнули руки, на мгновение закрывшие стол. Правая рука подтянула рукав левой.

— Не является ли Е-волна признаком кратковременной памяти?

Молчание.

— Не помните. Плохо. А какую память вы используете, заглядывая а шпаргалку под рукавом?

— Выключайте, — сказал сегодняшний академик.

Ему показалось, что кибернетик спрятал улыбку, выключая экран.

— Радуетесь, видя мою ошибку?

— Почему вашу — мою! — поправил кибернетик.