Его черные глаза застилают слезы, поэтому он закрывает их и погружается в объятия Морфея. Но сон не приносит ему отдыха, не восстанавливает сил. Хамид все время видит призрачные образы из прошлого, тех, что ушли, или погибли, или же по-прежнему около него, но их как бы и нет. А в каждом видении – лицо его любимой бывшей жены. Лицо Мириам.

Вечные вызовы

«Когда-то мы так сильно любили друг друга», – вспоминает Марыся. И это все испортила она. Она изменила! «Никогда себе этого не прощу! – говорит она себе мысленно, бросая взгляды на спящего Хамида. – Как же я могла так поступить? Ничто не может меня оправдать: ни молодость, ни экстремальные обстоятельства, ни одиночество и страх! Моя безответственность породила ситуацию, в которой я сейчас нахожусь».

Она тяжело вздыхает, ей хочется плакать.

«Это карма, – произносит она типично по-азиатски, в духе индуизма, как молитву. – Плохие поступки возвращаются к нам сторицей, и судьба платит нам той же монетой. Все из-за моей арабской, фатальной, спесивой, упрямой, злобной и злопамятной натуры!» Она злится, с бьющимся сердцем освежает в памяти образы прошлого, и ей кажется, словно все это случилось вчера.

«Если не хочешь сюда возвращаться, я тебя не заставляю. Ты свободна», – прочитала она письмо Хамида, написанное узким каллиграфическим почерком. Ничего больше не добавил он к этим холодным словам. Марыся так хотела получить свободу и возможность выбора, но позже ее это как-то не слишком радовало: кроме грусти и сожаления, она не чувствовала ничего. Ведь она полюбила этого мужчину всем своим молодым сердцем, хотела с ним быть до конца жизни, иметь детей и счастье в доме. Она восхищалась его опасной работой, решительностью, современностью и толерантностью. Куда это все подевалось, куда исчезло? После переезда из Йемена в Эр-Рияд он стал вести себя как типичный арабский самец, который не разговаривает с женой, не обсуждает принятие решений, не ценит ее ум. «Он просто обычный мужчина-шовинист, и нечего сюда впутывать арабов. Во всем мире полно таких парней», – думала она, летя с матерью на отдых в Ливию в начале 2011 года.

– Может, нужно было отложить нашу поездку? – как всегда беспокоилась Дорота. – У вас с Хамидом небольшой супружеский кризис, в такой ситуации не лучшее дело бежать и ждать, что все как-то само утрясется.

– Мамочка! Ты снова что-то придумываешь?! Снова беспокоишься! – насупила брови Марыся и посмотрела на мать исподлобья.

– Кроме того, сейчас везде в арабских странах какие-то бесчинства, беспорядки, волнения… Безопаснее всего сейчас в ортодоксальной Саудовской Аравии, – сообщила та, которая каждый день критиковала страну, где жила много лет.

– Что же ты! – Дочь старалась развеять опасения матери и, конечно, оставалась при своем мнении. – Мы так долго планировали поездку и ждали этого момента. Посмотри сама. Жасминовая революция в Тунисе прошла вполне безболезненно, и даже в Египте было очень спокойно, хотя предполагали резню и убийства. Это социальные перемены, а не религиозные революции, как пугали некоторые.