– Но ведь они тебе не мешали? – холодно усмехнулась она.

– Марга, вспомни. Я ведь сказал, что достаточно заманить их в воду, утащить одежду и увести коней. И пусть бы они бегали по лесу голые хоть до первого снега. С остальным я бы управился сам.

– Ты и управился. Давно я так не смеялась!

– А мне было вообще не смешно. Зачем ты убила воинов?

Марга с недоумением поглядела на него:

– Потому что они были воинами!

– А если бы они были рыбаками, ты бы их пощадила?

– Скорее всего. К чему убивать рыбаков?

– Не понимаю, в чем разница!

– Хаста, как это может быть непонятно? – спросила она с выражением высокомерного удивления, которое уже давно раздражало жреца. – Эти стражники были людьми оружия. Пусть скверными, а все же воинами. Погибли глупо, не разгадав западни, – но, считай, в бою. А ты предлагал опозорить их. Смерть куда лучше позора!

– То есть ты еще оказала им честь? – хмыкнул Хаста.

– Конечно. Я отнеслась к ним с уважением. Воин родится вновь и впредь будет повнимательнее. А позор – это клеймо. Жить с ним можно, но оно будет всегда жечь тебя. Ты никуда от него не уйдешь – так что и жить с ним незачем. Да и после смерти, прямо скажем, ничего хорошего не ждет…

Она помолчала, затем продолжила:

– Знаешь, какой худший позор для накха? Если враги возьмут его в плен живым и отрежут косу. Воин, который допустил такое… да лучше бы ему вовсе на свет не рождаться! Он обречен на жалкое существование, пока не отомстит врагу. И только после этого опозоренный получает право себя убить. Имя его будет предано забвению, зато дух освободится для новых перерождений!

Хаста мрачно промолчал, оставив при себе, что желал сказать по поводу накхских обычаев.

– Если это все, – продолжала Марга, – то ложись и отдохни: ты что-то бледноват. Я велю девочкам посторожить вас до утра.

Понимая, что спорить бесполезно, Хаста со вздохом кивнул и побрел к костру. Он улегся, стараясь отогнать мучившие его образы неудачливых вояк. «Господь Солнце, озаряющий наши пути, – беззвучно шептал он, – укажи им путь к твоему вечному престолу! Ты, видящий все скрытое, знаешь, что я не хотел их гибели! Но все же виновен в ней не меньше того, кто стреляет вслепую из лука и своей рукой поражает друга вместо врага…»

Он так и проворочался без сна до самого рассвета. А вскоре уже Анил тряс его за плечо, призывая вместе встречать Солнце и торопя выступать в путь…

– Обед можно было бы отыскать на постоялом дворе, – вздохнул жрец, возвращаясь к беседе. – Но по этой дороге их почти нет. Потерпи, ясноликий, может быть, уже к вечеру мы будем в Яргаре.

– Мне говорили, тут должна быть деревня, – упрямо гнул свое Анил.

– И много ты их видел по пути?

Юный царедворец обвел взглядом обочины дороги:

– Может, по пути и не видел. Но гляди… – Он ткнул пальцем в растущий неподалеку куст. – Ветка обломана. Туда недавно свернул всадник. И не один.

– Глазастый, – под нос себе пробормотал Хаста.

Анил уже спешился и рассматривал землю, выискивая следы на примятых листьях.

– Да, всадники. Пятеро… А вот там они вышли на дорогу обратно… Но здесь к верховым уже прибавились пешие.

– Может, разбойники? – предположил Хаста.

– Если здесь когда-то и водились разбойники, то они съели всю местную репу и ушли в края побогаче, – насмешливо ответил юноша.