– А это?

– В Аахене.

А это? Это? Это? Он перечислял названия городов и рассказывал забавные истории. Спиртное его взбодрило, и он думал: "А это было в Нанси, где я два часа торчал в очереди в публичный дом, а это в Домбасле, где я наткнулся на убитого фрица – он был совершенно голый, с раздувшимися яйцами, похожими на две дыни. Там на двери висела табличка: «В квартире мертвый немец». Правду говорила табличка. Он и теперь подивился, кому это понадобилось утруждать себя писать такую табличку – хотя бы и ради шутки. А это было в Гамме, где ему досталась первая за три месяца шлюха и где он впервые напился. А это, это и это были бесчисленные немецкие городки, где мужчины, женщины, дети лежали вповалку в полузасыпанных бесформенных могилах и испускали ужасную вонь.

И на всех этих фотографиях он был изображен точно на фоне выжженной пустыни. Он, завоеватель, стоял на обезображенной, голой земле, среди останков фабрик, домов и человеческих костей – среди руин, которые простирались на многие мили, словно песчаные дюны на океанском берегу.

Моска сел на софу, покуривая свою сигарку.

– Как насчет кофе? – спросил он. – Я бы сам сварил.

Он отправился на кухню, Глория пошла за ним.

Он достал чашки из буфета, она вытащила из холодильной камеры кекс, украшенный взбитыми сливками, и разрезала его на равные части. Пока на плите закипал кофе, она прижалась к его плечу и шептала:

– Я люблю тебя, люблю, милый!

Они принесли кофе в гостиную, и теперь наступил черед домашних рассказывать Моске о своем житье-бытье. О том, как Глория за все эти три года не ходила ни с кем на свидания, как Альф потерял ногу в автомобильной катастрофе, на военных сборах, как мать снова пошла работать – продавщицей в большой универмаг. Со всеми происходили какие-то приключения, но, слава богу, война закончилась, и все семейство Моска благополучно ее пережило, если не считать потери одной ноги. Правда, как сказал Альф, при современном уровне развития средств передвижения – что там какая-то нога! Главное, что все они наконец-то встретились в этой маленькой комнате.

Далекий враг был разбит наголову и больше не внушал им страха. Враг окружен и завоеван, и теперь умирает с голоду и от болезней, и утратил свою былую физическую и моральную мощь, не в силах им больше угрожать. И, когда Моска заснул, сидя в кресле, все, кто любил его, несколько минут молча смотрели на него с тихой, почти слезной радостью, как бы и не веря, что он проделал столь долгий путь во времени и пространстве, каким-то чудом вернулся домой и, невредимый, снова обрел полную безопасность.

Лишь в третий вечер Моска сумел остаться с Глорией наедине. Второй вечер они провели у нее дома, где мать и Альф обсуждали с ее сестрой и отцом все детали предстоящей свадьбы – не из обывательской мелочности, а просто радуясь, что все так хорошо складывается. Они пришли к взаимному решению, что свадьба состоится как можно скорее, но не раньше, чем Моска подыщет себе постоянную работу. Моске эта идея пришлась по душе. Альф даже удивил его, робкий Альф возмужал и превратился в уверенного, рассудительного мужчину, который с успехом играл роль главы семьи.

А в третий вечер мать с Альфом собрались куда-то, и брат ухмыльнулся ему на прощанье.

– Следи за часами, мы вернемся в одиннадцать.

Мать вытолкала Альфа за дверь и предупредила:

– Если вы с Глорией захотите пойти куда-нибудь, не забудь запереть дверь.

Моску даже позабавила нотка сомнения в ее голосе, словно, оставляя их с Глорией одних в квартире, она поступала против своей воли. «О боже!» – подумал он и растянулся на софе.

Моска попытался вздремнуть, но сон не шел, и он поднялся, чтобы налить себе стаканчик. Он стоял у окна и улыбался, думая, как оно все будет.

Перед его отправкой за океан они с Глорией провели несколько дней в небольшом отеле, но, как им там было, он теперь даже и не помнил.