По старой памяти он не раз предлагал Мишке присоединиться к нему в святом деле оздоровления морального климата общества, но тот каждый раз вежливо отказывался, ссылаясь на долг, честь и совесть. Петька, соответственно, воспринимал это как намек на отсутствие у него, Петьки, вышеупомянутых долга, чести и совести, обижался, переставал разговаривать с Михаилом дня на три-четыре, а потом все снова возвращалось в привычную колею.

— Ты же Генку-«Кобру» помнишь?

— Ну, допустим…

— Хочешь, информацию подкину? Мои топтуны сегодня его просекли, он вместе с Серегой Носовым в одну фирмочку наведывался.

— Носов? Это который Хряк? А он что, на свободе?

— Миша, ты меня огорчаешь. Свой контингент надо бы знать.

— Петро, ты же все прекрасно понимаешь. Это не мой контингент. Это клиенты РУБОПа, а мне в их дела лазать не с руки. А что за фирмочка?

— Ага, заинтересовался?

— На самом деле у меня и так забот — выше крыши. И без Кобры с Хряком. Но… но не томи, давай, что там у тебя?

На том конце провода повисла недолгая тишина.

— Знаешь, Мишка, зашел бы ты ко мне в гости. Я тебя кофием напою. Хорошим.

— Я и сам тебя напоить могу, — встал в позу Михаил. — «Черная карта» называется. Вроде.

Пауза грозила перейти в минуту молчания. Потом раздался восторженный вопль Петьки:

— Мишка! Свершилось! Ты взял взятку! Городничий брал борзыми, а железный опер М. Угрюмов — исключительно кофиём.

— Заткнись! — буркнул Михаил, но остановить Петра было не так-то просто.

Еще минут пять он изгалялся, определяя ставки кофейной мзды, а также жонглируя сортами и назначая цену за каждое деяние. Так, нахождение сорванной пыжиковой шапки тянуло максимум на Pele, а вот если шапка была норковой, то дело вполне тянуло на Nescafe. Вместе с красной кружкой… Ну а раскрытый угон вполне соответствовал дорогому зерновому кофе, что продается на развес в маленькие разноцветные пакетики.

Поскольку заставить Петра замолчать было невозможно, ему следовало дать выговориться, поэтому Михаил оставил трубку на столе и, слушая краем уха излияния приятеля, принялся одеваться. Неизвестно, что там раскопал частный детектив, раз не хотел говорить об этом по телефону, но в любом случае приятеля он давно не видел, и заглянуть на огонек стоило. Да и потом, кофе целее будет.

Наконец трубка замолчала, а спустя секунду-другую оттуда послышалось давно ожидаемое: «Мишка, ты где там, заснул?»

— Ты на работе? — несколько суховато спросил он.

— У тебя что, определителя нет?

— Петька, сука, у меня еще тот аппарат стоит, что ты три года назад разбил. Сказали, что новый буду до второго пришествия ждать.

— Ладно, ладно… прости дурака. Ну, подъезжай, жду.

В трубке противно запульсировали гудки отбоя. Михаил подавил желание шмякнуть ее о стену — таковое желание у него возникало всякий раз при виде перемотанного скотчем и уделанного клеем аппарата, который, наверное, помнил еще времена Железного Феликса. С одной стороны, антикварную вещь было жалко, с другой… да, все равно новый аппарат ему не поставят. В лучшем случае заменят телефон шефу, а ему отдадут шефов старый, а тот ничем не лучше.

В последний раз окинул взглядом обшарпанный кабинет. Удручающе зеленая краска на стенах, каковую, наверное, и разрабатывали специально для общественных сортиров да таких вот официальных учреждений… впрочем, в последнее время те самые сортиры сияют кафелем, приобретенным на злополучные пятирублевики, оставляемые строгой вахтерше озабоченными своими физиологическими проблемами клиентами.